Хлынул ли на Южный Урал миграционный поток

О нюансах анализа статистики и переориентации миграционных потоков рассказал научный сотрудник ЮУрГУ. Не так давно телеграм-канал Глав.Индекс опубликовал статистические данные по регистрации иностранной рабочей силы по федеральным округам России за 2022 год. Согласно информации в Уральском федеральном округе зарегистрировано 777 434 трудовых мигранта. При этом количество поставленных на учёт по сравнению с предыдущим годом выросло на 30,7%. Корреспонденты Полит74 решили узнать у кандидата исторических наук, старшего научного сотрудника лаборатории миграционных исследований ИМСГН ЮУрГУ Андрея Авдашкина с чем связана такая динамика.

Почему трудно анализировать статистику по миграции

— В первую очередь из-за чего возросло количество мигрантов?

— В моём понимании картина выглядит так. Первое, могу сказать, что это издержки методики подсчета, как получены данные надо разобраться детально. Все показатели лучше смотреть, конечно, в динамике, а не пытаться делать «стоп-кадр» и основывать на этом выводы. Лучше посмотреть в динамике: год, полтора, два, сравнивать, искать закономерности. Потом сравнивать с доковидным периодом, с ковидным периодом и уже на этой основе тренды выявлять. Сравнивать с другими источниками, может быть с материалами интервью, анализировать отдельно ситуацию в регионах. 

Второй момент, всё-таки, увеличение трудовой миграции относительно 2020 и 2021 годов мы наблюдать можем. Открываются границы, возрастает потребность в рабочей силе. Кроме того, в нашей половозрастной пирамиде, с которой мы подошли к последней переписи населения, поколение бэбибумеров (родившиеся в промежутке между 1945 и 1963 годами – прим. автора) образует очень солидную группу ближе к верху этой пирамиды. А вот трудоспособное население к нашему великому сожалению, малочисленно. Середина пирамиды, эта, как выразилась Наталья Зубаревич «изящная осиная талия». То есть трудовых ресурсов и людей в трудоспособном возрасте объективно стало меньше. И, соответственно, нужно как-то искать источники трудовых ресурсов. У нас процент рабочих мест, которые можно обозначить как низкоквалифицированные достаточно высок. Поэтому я думаю, что это ещё те приехали, кто в 2020 и 2021 не имел такой возможности, вспомните закрытые границы или огромные издержки при перелетах. Но опять же, скажу, что нужно детально разбираться, эффект «стоп-кадра» малоинформативен.

— В чём сложность анализа статистики о мигрантах?

— Давайте проведём мысленный эксперимент. Мы с вами несколько раз туда и сюда съездим в Костанай. Нравится нам так или мы приехали за айфонами в Челябинск, неважно. Приехали раз, вернулись, ещё раз, вернулись. Мы можем указать трудоустройство при заполнении миграционной карты. А в итоге, может быть, мы в университет поступили. А может мы приехали с целью учёбы и в итоге работаем. Эта статистика некий процесс, масштаб этого процесса отображает, а какие-то реальные показатели, не факт. Плюсом у нас же многие вообще без патентов работают У нас есть «теневая занятость», люди отметились, что они приехали работать, а в патентах где-то не отмечаются. Просто потому что люди приехали работать на неформальных основаниях. Там (в статистике – прим. автора) множество таких заморочек, и она предельно бюрократизирована.

Она считает документооборот, сколько бумажек, куда и каких переходило. А конкретных людей, эдакое уникальное «ID» подобная система не всегда в состоянии уловить. С этой статистикой крайне сложно работать, там в таблице какие-то цифры, какие-то графы. И именно такие «встал на учёт», «снялся с учёта», «приехал с целью работы» или ещё что-то. Конкретных людей не фиксируют. В этой статистике может быть путаница.

Есть ли у России возможность заместить кадровый дефицит мигрантами

— А как обстоят дела вот с этой «тонкой осиной талией» в странах Центральной Азии?

— О «тонкой осиной талии» там речи не идёт. Есть глобальный портал миграционных данных. Там по каждой стране можно посмотреть индивидуальный паспорт: миграционный, демографический. Если мы возьмём конкретно Кыргызстан, там до пандемии количество населения от 0 до 14 лет составляло около 30%. Представьте, треть населения – это либо подростки, либо дети! Фактически, будущая рабочая сила. Самый впечатляющий демографический прирост был после распада СССР в Таджикистане. Прямо сейчас, если честно, затрудняюсь точно сказать, но, по-моему, процентов на 60 там выросло население именно за счёт естественного прироста. Если я правильно понимаю, то в Таджикистане количество ежегодно создаваемых рабочих мест не достигает показателей ежегодного прироста рабочей силы. Варианта два: либо работать в подсобном хозяйстве, либо ехать куда-то на заработки.

— В таком случае можем ли мы говорить, что через вот эту невостребованную в стране рождения рабочую силу Россия может восполнить собственный кадровый дефицит?

— Пока да. На ближайшие десять лет у нас такая возможность есть. Проблема, опять же, в том, что и страны Центральной Азии меняются, переориентируются. В Узбекистане уже точно 2% оттока идёт в Южную Корею. Идет поиск путей для освоения рынка труда Японии. Миграция - наш важный ресурс на глобальном рынке. Этот ресурс нужно привлекать, использовать на благо себе и на благо стран исхода, продумывать конструктивные возможности. Но у нас окно возможностей, повторюсь, лет 10, дальше будет сложнее, тяжелее их удерживать. Потому что амбиции самих мигрантов растут, в различных регионах все больше заинтересованность в рабочей силе. Великобритания ищет возможности для привлечения рабочих из Таджикистана в сельское хозяйство. Всё будет зависеть от того, как они там себя поведут, как себя проявят. Если дорогу в этом направлении постепенно удастся успешно проложить, то миграция будет разрастаться в геометрический прогрессии. И, возможно, через 5-10 лет мы увидим, что существенный поток трудовых мигрантов устремился именно в Великобританию. А это те самые рабочие руки, которые недополучат наши сектора экономики.
— В какие сектора экономики чаще всего идут работать мигранты?

— Смотря, из какой они страны. Если это Узбекистан, то в подавляющем большинстве случаев это сельское хозяйство или строительный сектор. В меньшей степени вероятности это будет сфера услуг. Потому что там, по крайней мере, до пандемии было больше граждан Кыргызстана. У них стартовый капитал лучше, в следствие того, что страна входит в ЕАЭС. Иными словами, чаще всего это какая-то неквалифицированная позиция, наименее востребованная у местного населения. Хотя есть разные ситуации. Сказать, что любой мигрант из Узбекистана чернорабочий или строитель – нельзя.

— На Ваш субъективный взгляд, какое количество из всех прибывающих приезжают в Россию именно работать?

— Тяжело говорить. Берём тех же самых иностранных студентов. У них в миграционной карте указано, что они приехали учиться, но это не означает, что они
не пойдут работать. У меня есть студент, который приехал из Туркменистана, поступил на один факультет, отчислился, потом пошёл на другой, снова отчислился, снова восстановился на первом факультете. А помимо всего он периодически работает стропальщиком, в бригаде у него узбекистанцы. То есть, можно ли сказать, что он изначально трудовой мигрант? У него образовательная миграция или трудовая? Или образовательно-трудовая? На самом деле, если вот так смотреть, то некоторые наши представления начинают трансформироваться и приобретать несколько иные очертания. Если человек приехал поработать, это не означает, что его биографическая стратегия не изменится. Может быть, он женился, создал семью, получил гражданство и живёт, здесь остался. Эти сценарии – очень многообразны и в чётко бюрократизированные категории не всегда вписываются.