Осмелюсь тоже сказать свои пару слов о великом Юрском

Нет, не о его Остапе Бендере, не о других кинообразах, которые с ним навеки слились. Помнится, за окном был снег, может зима, а может быть как сейчас – весной немножко запахло. У нас был черно-белый «Горизонт» и, вообще, в стране, хотя возможно, - только в Челябинске, ещё не было цветного телевидения. Где-то в шестидесятых, словом. Я пришёл с работы уставший и голодный. Телевизор дети давно включили, впрочем, меня это не очень волновало, не собирался смотреть, что там. Но не помню уж, почему вдруг заинтересовался, скорее всего от того, что читали «Маленькие трагедии». Но как читали! Стали видны … всё стало видно, появилось перед глазами. Но ладно бы Моцарт? Или пирующие во время чумы? Мне почему-то особенно запомнились, просто поразили казалось бы совсем не привязанные ни к кому конкретно слова. Они были произнесены так, что врезались с той поры навсегда в память. Именно благодаря им я узнал, кто читал Пушкина. Не мог не узнать…

…И только ветру, горному орлу.
И сердцу девы – нет закона!

Потом проявилось многое, связанное с именем Юрского. Но мне почему-то кажется, что было у него сокровенное… И всё –строки Пушкина. Любил он эти строки особой любовью и, как всякое сокровенное, не афишировал свою душевную привязанность. «Евгения Онегина» читал… Все главы в его исполнении вдруг становились особыми, настолько притягательными, что казалось, он их, как подчас многие другие, выбирал по принципу выигрышности, или нет для слушателей. Что касается меня… нет, Юрский велик и гениален во всём, но мне больше всего запомнились «Маленькие трагедии»…