Теневой сегмент блошиных рынков

Доктор исторических наук Игорь Нарский увлекается антиквариатом, как в любом деле существует в этой сфере и скрытая от обывателя сторона, о которой и рассказал собеседник.

Блошиные рынки получили своё наибольшее распространение во второй половине XX века, однако, как и любая другая сфера человеческой деятельности, подобные рынки подвержены влиянию несовершенства людской натуры. Из-за этого на блошиных рынках возник так называемый «теневой сегмент». Корреспонденты Полит74 пообщались с доктором исторических наук, одним из авторов книги «Незаметные истории или Путешествие на блошиный рынок (Записки дилетантов)» Игорем Нарским, который рассказал о том, как устроен «скрытый» сектор этой отрасли и что движет его участниками.

О европейских рынках

- Как должен выглядеть в идеале «белый» блошиный рынок?

- Для начала нужна небольшая контекстуализация, дело в том, что я не могу говорить обо всех блошиных рынках. Они по-разному организованы и должны быть по-разному организованы. Есть юридические традиции, есть просто ситуации, когда они возникали, и под них создавалась юридическая база или не создавалась вовсе.

Наша книга организована на основе наблюдения за одним блошиным рынком в Мюнхене, там их много, но мы выбрали тот, который был удобен для поездок, а потом оказалось, что там много захватывающего и интересного. Можно было понаблюдать, сойтись с кем-то, добиться через какое-то время откровенного разговора. Так что, всё, что я буду говорить, касается мюнхенского блошиного рынка, его можно сравнивать с другими, но он - основа, которую я знаю надёжно, всё остальное в некоторой степени гипотетически.

Поскольку главная задача рынка поддержанных вещей – это, собственно продажа этих вещей, то до тех пор, пока эта функция безупречно выполняется, можно говорить, что это белый, прозрачный сектор. Что это означает: любой имеет право, проверив свои кладовки, чуланы и так далее, привезти на законных основаниях предметы на блошиный рынок, расставить (обычно там используются длинные столы для покраски обоев), заплатить в соответствии с метражом за этот день стояния одноразовую аренду. В этом случае продавец не обязан платить налогов, он разово пришёл на рынок, «сбросил» что-то, получил в общем-то карманные деньги. Вот так это примерно выглядит.

- Тогда что мы понимаем под «теневым сегментом» рынков поддержанных вещей?

- Строго говоря, блошиный рынок не может быть абсолютно прозрачным, поскольку правила, которые должны регулировать его жизнь, очень легко нарушить. Эти правила есть, поэтому это не криминал, не чёрный рынок, но их легко обойти. Например, частный любитель, который приходит на один день, не имеет права продавать золотые изделия или любителям запрещено продавать серебряные предметы дороже 50 евро. Поскольку такие правила легко обходятся, то идеального, белого и пушистого блошиного рынка просто-напросто нет.

Главным образом нарушения допускают профессиональные торговцы. В Германии для двух миллионов немцев блошиные рынки – это основной их заработок и здесь начинаются разные нарушения. Начнём с того, что каждый торговец-профессионал должен в случае необходимости предъявить документ о происхождении предмета. В большинстве случаев сделать этого продавцы не могут.

В 90-е годы этот теневой сегмент в Германии и Европе вообще, конечно, крепчал. Поскольку и границы оказались открыты, и стало возможным вывозить то, что было запрещено, например, венскую или французскую бронзу. С востока потянулось большое количество подделок, из бывших стран социалистического лагеря, но и из Азии тоже. В общем, во всём – и в малом, и в большом – есть возможности и соблазны для нарушений.

- Что ещё может попадать в этот сегмент, помимо антиквариата, предметов искусства?

- Драгоценные металлы, понятно, что не в слитках, а в виде фамильного серебра или чего-то подобного. Дорогой фарфор. Из мелочей я бы отметил велосипеды. В общем, я бы никому не рекомендовал покупать велосипед на блошином рынке, этот сегмент процентов на 80, если не на все 100 состоит из ворованных вещей.

- Здесь тогда мы можем говорить, что блошиные рынки становятся местом притяжения для продавцов краденного?

- Да, конечно. Блошиный рынок в этом смысле, это очень рисковое место. Попадаются откровенно краденные вещи, с квартирных краж, например. Я думаю, что те предметы, которые в 90-е доставлялись контрабандой, тоже могли осесть на этих рынках, поскольку, ну, умер заказчик или в следствие других причин.

- Если мы говорим о таком, умозрительном варианте, то, предположим, создаётся международная комиссия и, если провести ревизию таких рынков, то можно надеяться, что часть ценностей, вывезенная контрабандой из России, вернётся обратно?

- Думаю, что это не скорая история. Во-первых, всё, что касается контрабанды последних 30 лет, это всё недоступно журналистам, исследователям, музейщикам. Это абсолютно закрытая зона. Об этом говорят истории, связанные с разграбленным искусством, до сих пор ищется то, что вывозили в нацистскую Германию во время Второй мировой войны.

Находят и полотна, и ценности, но это всё случайные истории. Систематически это очень трудно, практически невозможно. Нужна всё-таки какая-то дистанция, так как участники этих событий, наверное, ещё живы и не хотели бы, что такие истории где-то всплыли.

О российских рынках

- Хотелось, может быть хотя бы в гипотетическом плане о России поговорить. Существуют ли у нас правовые традиции регулирования блошиных рынков?

- России с блошиными рынками одновременно повезло и не повезло. Каждый крупный исторический разрыв поднимает на поверхность массу поддержанных вещей. Петроград времён революции – самый большой в мире блошиный рынок. Войны, преследование элиты, всё это заставляло людей продавать вещи. Этого было много. Эти рынки преследовали и во время революции, и в 20-е годы, но меньше, и в 30-е преследовали, и при Хрущёве преследовали. Но проблема состояла в том, что рынки с одной стороны преследовались, а с другой государство было вынуждено закрывать на них глаза, поскольку для части населения эта была возможность дёшево купить или продать то, чем государство не могло обеспечить: обувь, одежда, кое-что из продуктов питания, товары массового спроса. Поэтому это и очень характерный для СССР институт, и никаким образом неотрегулированный, поэтому никаких сопоставимых с европейскими традиций узаконения не было. И эта традиция отсутствия должного юридического сопровождения блошиных рынков, как мне представляется, в России сохранилась.

- В этом смысле мы можем говорить, что все блошиные рынки в России – это серая зона? Просто потому, что нет правил игры.

- Я думаю, что да. Это заметно по такому факту, когда в 1980-е – 1990-е открылись блошиные рынки, на них было множество разных предметов церковной пластики, но не самого лучшего качества иконок, крестиков рубежа XIX-XX века. Вдруг, в качестве исключения, там можно было найти складень XVI века, и это была сенсация. Такой предмет, как правило, сопровождался документально оформленной экспертизой из какого-нибудь провинциального музея. То есть, как это было приобретено, принадлежало ли музею, было непонятно. Это было редко.

А теперь, когда приходишь в Измайлово на блошиный рынок, то там можно найти несопоставимо большее, чем прежде количество предметов, церковной пластики музейного уровня. Я предполагаю, что это предметы из запасников музеев, когда-то, каким-то образом, может быть в 90-е годы «ушедшие» из них.

Очень много встречается таких вещей прямо со свежей землёй. Частные собиратели с металлоискателем в руках прочесывают старые кладбища или поляны между старыми деревнями, где раньше проходили кулачные бои.

- И всё-таки, есть ли какая-то такая белая зона?

- Конечно. То, что касается неценных личных вещей: одежда, обувь, букинистика, советская посуда, то, что является приработком к пенсии. И этот рынок расширяется.