Под таким давлением ситуация должна измениться

Тем временем в среду «шестерку» в очередной раз посетили члены общественной наблюдательной комиссии, а в следственное управление СК РФ по Челябинской области поступили более 120 заявлений. Эта цифра была опубликована на сайте регионального СК 5 декабря, заявления продолжают поступать.

— В среду мы приняли в ИК-6 182 заявления, вчера по просьбе заключенных занимались их обработкой, — рассказывает член общественной наблюдательной комиссии по контролю за местами принудительного содержания Татьяна Щур. — Обработка включает следующее: мы сканируем эти заявления, выкладываем их в Интернет, а потом передаем в следственный комитет. Так мы делаем по просьбе заключенных — им нужна такая гарантия. Во всех заявлениях звучат одинаковые требования: прекратить вымогательства, издевательства, пытки, побои и остановить нелегальный рабский труд на производстве. Это работа в нечеловеческих условиях, и она никак не оплачивается. Хочу отметить, что никаких специальных требований по послаблению режима нет и не было. Требований освободить «авторитета» по имени Гиви тоже не было, это инспирировала администрация или кто-то еще, чтобы перевести мирную акцию гражданского неповиновения в криминальное русло. Если бы это удалось, то все пошло бы по привычному сценарию: требования осужденных признали бы незаконными и не стали бы их выполнять. Кстати, начальник колонии предоставлял журналистам запись со своего iPhonе, на которой кто-то из заключенных кричит: «Освободите Гиви!» Осужденные были возмущены: такая провокация могла бы свести на нет мирную акцию. Кстати, на заседании Совета по правам человека при Президенте РФ, прошедшем в резиденции губернатора области, челябинским правозащитникам было поручено отслеживать работу местного СК. И в том случае, если мы сделаем выводы, что его работа неэффективна, мы имеем право ходатайствовать о переводе следствия в Москву.

От заключенных поступило встречное предложение — о приеме заявлений. Осужденные хотят при следователе и одном из членов ОНК звонить своим родственникам и говорить им, что нужно написать заявление в следственный комитет. Потом родственников будут вызывать на допрос в СК. Таким образом, сотрудники ведомства не смогут сказать, что заявления к ним не поступили. По словам Татьяны Щур, под таким давлением со стороны общественности ситуация должна измениться.

В студии программы «Максимум» все были на нашей стороне

То, что произошло в ИК-6 две недели назад, обсуждалось во всей России. Акцию неповиновения заключенных не обошла стороной и федеральная пресса разного калибра: ЧП в копейской колонии обсудили в программе «Максимум». Она вышла в эфир вечером в субботу. В первые минуты эфира в студии программы появилась копейчанка Яна Апсалямова, пострадавшая от рук силовиков.

— Как ты оказалась у стен колонии?
— Мы с мужем пришли поддержать тех, в отношении кого, на наш взгляд, нарушался закон. Скажу сразу: никто из моих родных и друзей в «шестерке» не находится, мой поступок был просто выражением моей же гражданской позиции. В Копейске говорили, что в ИК-6 убивают заключенных. Те, кто собрался в позапрошлые выходные под стенами колонии, хотели этому помешать. К счастью, слова о гибели людей за колючкой оказались слухами.

— При каких обстоятельствах ты получила травмы?
— Мы (Яна и ее муж. — Авт.) стояли и разговаривали с представителями правоохранительных органов — просили их пропустить хотя бы нескольких родственников в колонию для того, чтобы люди могли убедиться в том, что там никого не убивают. Нас не слушали. Потом по рации была дана команда: «Вперед!» — и силовики — я подумала, что это ОМОН, но это вполне мог быть и спецназ, — буквально полетели на первые ряды переговорщиков. Я включила камеру. Они увидели это и попытались отобрать телефон, на который я делала запись…

— Как тебя пригласили участвовать в программе «Максимум»? Какие впечатления от съемок?
— Мои контакты сотрудникам канала дал, скорее всего, кто-то из правозащитников, с которыми я в те выходные познакомилась у стен колонии. Съемка программы заняла четыре часа. Конечно, перед поездкой я немного волновалась. Однако в Москве у меня возникло ощущение, что в студии все были на нашей стороне. Те, кто с нами общался, искренне сочувствовали нам, переживали, говорили, что просто так все это оставлять нельзя (в результате стычки силовиков и тех, кто оказался рядом с колонией, Яна потеряла ребенка. — Авт.). Больше остальных мне понравились продюсеры программы Таисия и Анна. Они были за кадром, но именно они делали все для того, чтобы участники программы чувствовали себя хорошо: подсказывали, сочувствовали, угощали кофе...

— Участникам программы давали подписать договор, условия которого примерно таковы: «что вы наговорили, то в эфир и пойдет»? Чтобы не было потом такого: «А вырежьте это! А уберите то!»
— Нет, мы ничего не подписывали.

— Валерий Гартунг действительно дал тебе свой личный номер после записи программы, как и обещал?
— Да. Но я не знаю, сможет ли он как-то повлиять на ситуацию в копейской колонии. Он говорит, что ему нужны обращения. Но где их взять? Кто позволит заключенным написать, как над ними издеваются сотрудники колонии? В эфире Михаил Ермураки рассказывал о том, что в колониях делают с теми, кто жалуется и не платит. Представительница Общественного совета при ФСИН России прокомментировала его слова так: «Это все выдумано, зэки сочиняют».

— Многое ли из сказанного тобой осталось за кадром?
— В самолете я беспокоилась, выйдет ли в эфир то, что я хочу и для чего лечу в Москву. Беспокойства были напрасными. Программа «Максимум» оправдала свое название — там показали действительно максимум тех событий, свидетельницей и участницей которых я стала.