Архитектор Наталья Балухина о Риме, Челябинске и урбанистике

С Натальей Балухиной мы беседуем о том, почему слово урбанист стало ругательным, почему тема комфортной городской среды так актуальна, стоит ли говорить о трансформации городов, если в стране кризис.

Доктор наук городского планирования

- Наталья, как получилось так, что вы стали жить и работать в Риме?

- Мы основали свою компанию в 2000 году, нам удалось вырасти до крупного проектного бюро. У нас большой опыт проектирования и не только в Челябинской области. Чтобы пережить кризис 2008 года, нам пришлось расширить географию своих проектов, с нами стали заключать госконтракты многие российские учреждения. С 2006 года мы начали также разрабатывать проекты застройки (загородная резиденция «Соколиная гора» - один из них), но к 2013 году поняли, что знания в области городского планирования и урбанистики в России устарели, и научиться этому в России практически невозможно - нет такого места. Так родилась идея поступить в докторантуру престижного Римского университета Ла Сапиенца. Правда, для этого нам пришло выучить итальянский язык.
Последние два года нам удалось стать участниками российской государственной программы «Глобальное образование», которая оказывает поддержку нашим гражданам, самостоятельно поступившим в зарубежные ВУЗы. Мы выиграли грант и благодаря ему смогли закончить исследования и защитить докторские диссертации. По европейской квалификации я - доктор наук городского планирования. Четыре года в Риме мы исследовали вопросы пространственной структуры российских микрорайонов, используя новейшие мировые методики. Также изучали европейские практики по реновации, нацеленные на «лечение патологий» города. Полученные знания мы начали применять в России. Именно поэтому несколько месяцев в году я живу в Челябинске, но также продолжаю дальнейшие исследования в Риме.

Вернулись мы со знаниями новейших практик, и это наложилось на наш опыт проектирования. Если раньше мы занимались просто проектами отдельных объектов или небольших жилых комплексов, то в настоящий момент мы начинаем с анализа потенциала территорий. Сегодня мы консультируем девелоперов и просчитываем риски, а также разрабатываем проекты застройки нового формата, неизвестного пока в России. Наша задача сделать так, чтобы застройщик и девелопер заработали на проекте, жители получили комфортную среду, а город стал бы здоровее и богаче.

Наталья Балухина - архитектор, доктор архитектуры (PhD Римского университета La Sapienza)

- Урабанистике - науке о городах - чуть более ста лет. Такого термина в России совсем недавно и не было, есть городское планирование или градостроительство. В концептуальном плане мы отстаем от Европы лет на 30-40. Они пересмотрели свои подходы к формированию городской среды в 80-е годы прошлого века, сейчас мы находимся ровно в той же точке. Мы должны использовать накопленный опыт и сделать рывок, иначе так и будем тащиться на задворках. Почему это важно? Дело не только в красоте или в благоустройстве, а в том, что это напрямую влияет на экономику города и государства.

К сожалению, российские города находятся в стадии деградации. Мы продолжаем строить микрорайоны в полях, у нас города растут вширь, а городское пространство остается незаполненным и фрагментарным, нам не хватает компактности и связности. Это называется диффузный город, мы повторяем ошибки Франции, Германии, Нидерландов, Италии. Да, русские любят простор, итальянцы тоже любят, но город — это сложный механизм, нас здесь более миллиона человек, у каждого свои интересы. Поэтому нужно, чтобы всем было комфортно. Необходимо заниматься существующим городом. Посмотрите, у нас есть огромные пространственные резервы, пустоты, у нас город состоит из отдельных, изолированных друг от друга фрагментов, из островов. При такой политике рано или поздно случится коллапс.

В комфортном городе человек сядет за руль, чтобы поехать за город, а не на работу. Мы что, все на заводе работаем? Все должно находится в шаговой доступности, ведь мы живем в эпоху постиндустриальной экономики.
Если раньше конкурировали между собой страны, то сейчас конкурируют города. Москва должна конкурировать с Лондоном, Челябинск может конкурировать с французским Марселем, или британским Ньюкаслом, например. Мы должны бороться за креативных и образованных людей, на которых опирается современная экономика. Для это нужно повышать уровень жизни. 

- Здесь есть предпосылки для создания очень комфортного пространства, у этой улицы хорошие пропорции, - говорит Наталья Балухина о новой пешеходной улице Тернопольской. - Замечательно, если здесь будет много кафе. Чтобы пешеходная улица стала оживленной, классной, иными словами, живой, нужно расположить здесь как можно больше входов в различные заведения. И еще очень важно, чтобы она куда-то вела, то есть выполняла роль не просто локально активного пространства, а связывала одно с другим. А вот о полноценной конкуренции с Кировкой, пока говорить рано. У Кировки есть исторические здания, это что-то вроде якоря или магнита, притягивающего горожан. Тернопольской улице нужно избавляться от глухих фасадов и цоколей, а пока мы видим, что есть такие здания. Сносить, конечно, ничего не надо, но реконструкция необходима. Это и называется реновацией. 

О гиперпространстве и памятнике Курчатова

- Должны ли учитываться климатические условия при планировании городского пространства?

- Конечно, есть целое направление в урбанистике, которое называется Winter city (зимние города). Мы активно изучаем опыт северных стран, именно потому что у них аналогичный климат. Везде есть своя специфика, ее нужно учитывать, например, у нас тротуары должны быть шире, чтобы снегоуборочной технике было удобнее работать.
Но вот американский архитектор и урбанист Джеф Спек, автор книги «Город для пешеходов» привел ряд доказательств, что климат не так сильно влияет на нашу пешеходность, как нам кажется. Он так говорит: где самая длинная пешеходная торговая улица? В Торонто (Канада)! Где летние кафе работают круглый год? В Копенгагене! В какой стране пешие прогулки выигрывают у автомобильного передвижения? В Швеции!

Один из самых влиятельных и известных урбанистов, датский архитектор и консультант по городскому дизайну Ян Гейл предложил в свое время провести очень интересный эксперимент в Копенгагене — организовать уличную пешеходную зону, как в Италии и Франции, с уличными кафе. Ему сказали: «Да ты что! Где мы, а где Италия, у нас сильнейшие ветра, высокая влажность, никто не будет гулять по улице!». Нужно заметить, что экономика города тогда была в упадке, денег на организацию городского пространства не было. Но кусочек улицы благоустроили и люди стали по ней гулять, и даже сидеть в кафе на улице в холодное время года. Пространство сформировало активность и город сам запустил ресурсы для возрождения экономики. Мы никогда не будем хорошо зарабатывать, если не научимся правильно использовать территорию.

Если говорить о Челябинске, то за примерами тоже далеко ходить не надо. Посмотрите на площадь перед памятником Курчатова. По современным меркам — это гиперпространство. Но что с ним сделали? Построили торговый комплекс и нарушили зрительную связь, перекрыли вид на прекрасный памятник человеку, городу и науке. Создается впечатление, что у него нет ног. Пройти напрямую к памятнику тоже не удается — нужно либо взобраться по лестнице, либо миновать парковку и ограждение, это неуважение к горожанам. С другой стороны, появился один плюс. До строительства этого торгового центра у памятника было пусто, а теперь мы видим молодежную тусовку, это классно. Я рассуждаю так: пространство стало более локальным, люди почувствовали себя комфортнее. Не секрет, что мы начинаем общаться, когда нам немного тесно. Но неужели этого нельзя было добиться другими способами? Установили бы здесь малые архитектурные формы, добавили бы зелени, открыли бы уличные кафешки, родители бы в них сидели, а дети бы на велосипедах катались и было бы совсем другое дело!

- Почему слово урбанист в последнее время стало ругательным? Какие они, российские урбанисты?

- Сейчас мы наблюдаем такой новый кластер говорящих урбанистов, перед ними стоит серьезная задача — популяризировать тему комфортного города. Многие из них начинали на дилетантском уровне, но в последнее время заметно выросли. По сути, это запускает тактический урбанизм — когда активные люди хотят трансформировать город своими руками.
Есть урбанисты-ученые, но хотелось бы, чтобы они стали практиками, потому что необходимо переходить от слов к делу. Урбанистика очень тяжело переживает ошибки, допущенные в теории: требуются десятилетия.
Есть еще одна отдельная категория урбанистов, которая занимается законотворческой деятельностью, генпланами. Надо сказать, что сами себя они урбанистами не считают, могут даже оскорбиться. Это образованные люди, но, к сожалению, с ними не всегда легко найти точки соприкосновения, потому что они существуют в старой парадигме.
Просто они до сих пор мыслят категориями функционального зонирования: вот производство, вот жилье, вот столько-то метров нужно на одного человека. Но современный город постиндустриальной эпохи должен все это смешивать, а это совершенно другая структура. В российских городах изменение городской среды происходит методом проб и ошибок, без изучения, без научной базы. И все это связывают с понятием урбанизм. Мне кажется, что этот термин стал нарицательным, даже почти ругательным, потому что некоторые считают, что урбанист лоббирует интересы дорожников, застройщиков и пр.
Есть также урбанисты-консультанты. А есть еще один тип — это практики, опирающиеся на результаты работ десятков и сотен научных исследователей. И мы относим себя к ним.

Вообще проблемы наших городов усугубляются тем, что у нас нет представления о том, как развиваться городу дальше, и нет системных знаний, мы катастрофически отстаем! Печально то, что часто мы отвергаем эти знания — чужой опыт нам как бы не нужен.

В широком смысле урбанистом может стать человек любой профессии: и социолог, и медик, и дизайнер, и журналист. Так, например, Джейн Джекобс, которая написала известную книгу «Смерь и жизнь больших американских городов», была журналисткой. Просто в один момент она задумалась: что не так с моим городом, почему из него утекает жизнь? С мэром Нью-Йорка у нее была битва не жизнь, а на смерть. Он воплощал «модернистский город» в его худшем проявлении — город для автомобилей: расширял развязки, сносил старые кварталы, строил новые хайвеи, а город умирал.



- В Риме много урбанистов?

- Да, и архитекторов выпускается больше, чем в наших вузах. Но у них другие проблемы — много жилья построено, но оно стоит пустым.
Они приняли политику ограничения роста городов, занимаются тем, что уже есть.
Большая стройка в Италии — это не пятьдесят гектаров, как у нас, а всего два и то на территории старого завода.
В Италии невозможно что-то спроектировать без учета мнения жителей. У нас это называется публичными слушаниями, но на деле людей могут и не уведомить, да и мало кто верит, что наше мнение может влиять, и идем на слушания только из страха каких-то возможно фатальных ухудшений. У них относятся к этому очень серьезно — и государство, и застройщики, и сами жители. Если ты вносишь какие-то изменения в существующую застройку, то должен доказать, что это будет всем выгодно. Жильцы могут попросить компанию обновить детскую площадку, или поставить новый лифт. И это нормально. А у нас? Почему не благоустроены детские площадки, почему мы должны ждать, когда деревья возле дома вырастут, если во всем мире их высаживают с комом, уже большими? Наши застройщики часто халтурят, а иногда просто врут. Мы пока не умеем договариваться, мы соглашаемся на все, потому что у нас нет выбора. Когда мы перестанем молчать и начнем отстаивать свои права — права горожанина, когда перестанем покупать жилье в неблагоустроенных кварталах, недобросовестные застройщики сами уйдут с рынка.

Фото Дмитрия Куткина и из личного архива Натальи Балухиной