Челябинцы вспоминают сороковые-роковые

- До войны мы жили в Липецке, - поделилась своими воспоминаниями Наталья Сидоркина. - Отец был военным, мама с успехом играла в театре. Когда началась Великая Отечественная, папу сразу мобилизовали. В 1942 году я пошла в школу. Тогда к городу подступали немцы, а на жителей наступали житейские трудности. Но не скажу, что мы голодали. Мама часто выезжала на фронт с концертной бригадой. Как правило, после выступлений артистам устраивали банкет. За столом мама сидела с сумочкой, куда потихоньку опускала съестное, чтобы привезти домой.

А ещё маме дали кусок земли на окраине знаменитого парка, посаженного ещё при Петре Первом. Там мы сажали картошку, свёклу, фасоль. По карточкам получали хлеб и банки из Америки, то с тушёнкой, то с кусочками сахара, то с галетами. Иногда даже давали водку. Бабуля, которая была центром семьи и главным моим воспитателем, а также главным добытчиком, эту водку продавала, хотя это было запрещено. Однажды за это её задержал патруль и заставил вымести пол в комендатуре. Так как бабушка была с большим чувством юмора, она всех так там рассмешила, что ей вернули водку и дали охапку цветов.

…Немцы подходили всё ближе, уже взяли Воронеж. По улицам грохотали танки, вели колонны пленных, а по ночам наш город бомбили. Но Липецк немцы так и не взяли, хотя жители из него, мы в том числе, были эвакуированы. Недавно я услышала, скорее всего, миф о том, что якобы у Геринга, который учился в лётной школе в СССР, в Липецке жила любимая женщина, поэтому, дескать, приказа взять город не было.

В Моршанске, куда нас эвакуировали, мы жили недолго. И когда вернулись в Липецк, с ужасом узнали, что в нашу квартиру влез начальник милиции, завладел всем нашим имуществом, которое отдавать наотрез отказался. Правда, нам дали комнатушку, но из вещей - ничего. Даже мою куклу еле вымолили. Если раньше бабушка потихоньку продавала какие-то вещи и покупала еду, то теперь продавать стало нечего. Продали только часы – и я до одиннадцати лет не умела определять время. А аттестата, положенного семье военного, мы не имели, так как у папы появилась другая семья. Но он нам кое-что высылал.

Войну мы пережили. Переехали в Новгород-Северск – маму позвали работать в новый театр. Она, видимо, думала, что на Украине будет лучше с продовольствием. Но там главным проклятием стал голод. Послевоенный 46-й год я не забуду никогда. Удавалось поесть один раз в день, вечером. Мама научилась вышивать и вязать, и её изделия пользовались успехом у хохлушек. А ещё мы разрезали альбом немецких артистов, который у нас был, и этих красавиц и красавцев с удовольствием покупали как открытки. Это придумала бабуля! С тех пор я, как блокадники Ленинграда, не могу нормально относиться к пище. У меня всегда есть в запасе соль, сахар, крупы, спички и мыло. Ненормальная боязнь голода не проходит.

Наталья Сидоркина сорок лет проработала учителем. Недавно отметила 75-летие. Многие её ученики поздравили любимого педагога с юбилеем. Собравшись вместе, они вспоминали, как Наталья Владимировна всё время приносила в школу мешочки с сухариками и отдавала детям.

- Это тоже отзвук перенесённого мной голода: не выбрасывать хлеб и подкармливать голодных, - говорит челябинка. - Я даже не могу пройти мимо, когда увижу голодную кошку или собаку. И всё удивляюсь нашему поколению. Во время войны детьми мы перенесли голод и холод. Но сейчас большинство из нас живёт с оптимизмом, не теряется перед трудностями, хотя нахлебались в детстве их сверх меры, и, главное – мы человеколюбивы. Как бы ни обливали грязью советское время, а все эти качества привиты именно тогда…

Другую удивительную историю записал и рассказал нам со слов Марии Марченко челябинец Павел Балдин:

- Мария Дмитриевна в годы войны, будучи ребёнком десяти лет, жила в Курской области в оккупированной фашистами деревне. Отец ушёл в партизаны, а мама вместе с пятерыми детьми от двух до пятнадцати лет стала жить в каком-то сарае. Так как партизаны при каждом удобном случае вылавливали оккупантов и уничтожали, немцы начали за ними усиленную слежку. Ловили, а потом расстреливали или вешали. Подозрение о неблагонадёжности отдельных жителей деревни пало и на семью Марченко. Маму Машеньки велено было казнить летом 1944 года. На расстрел следом за ней пошла и дочка, от горя вся в слезах. И когда дали команду стрелять, девочка бросилась на одного из фашистов и укусила его в бедро. Такой гнев девочки и попытка защитить мать, по-видимому, подействовали на немцев. Женщину не расстреляли!

Трое детей из семьи Марченко во время войны умерли от истощения и голода. Остались только две девочки, в том числе и Мария. Вместе с мамой они уехали в наш город после изгнания фашистов с территории Курской области. Глава семьи после Победы с трудом нашёл свою семью. Приехал в Челябинск и работал на ЧТЗ.

А ветеран Челябинского тракторного завода Виктор Прусс начал своё письмо в редакцию с таких строк:

«Это в памяти, в сердце это –
Пушек отголосившие глотки,
Май и сама «Товарищ-Победа»,
С красной звёздочкой на пилотке!»

Многие свои стихи Виктор Вульфович посвятил легендарному «Т-34», выпускаемому в нашем городе. В том числе, что стоит на постаменте на Комсомольской площади:

«…Он, может быть, хранит на теле раны,
Которые под краской не видны.
А, может, не бывал на поле брани,
Не опалён пожарищем войны.
Но он по праву встал на пьедестале,
Навеки возвеличенный судьбой,
В шинели из бронированной стали,
Как Родины суровый часовой…»