Андрей Авдашкин: Мигранты едут на Урал не только зарабатывать

Старший научный сотрудник лаборатории миграционных исследований ИМСГН ЮУрГУ объяснил, уедут ли из России иностранные граждане из-за изменений курсов валют.

Ослабление курса рубля по отношению к доллару, как отметили в некоторых средствах массовой информации, может негативно сказаться на состоянии миграционного потока в Россию. Например, в комментарии «Ведомостям» глава узбекской диаспоры Москвы Бахром Исмаилов заявил, что до трети трудовых мигрантов могут покинуть РФ в следствие уменьшения доходов, которые возможны из-за валютных пертурбаций. Корреспондент Полит74 поговорил с Андреем Авдашкиным, старшим научным сотрудником лаборатории миграционных исследований ЮУрГУ и узнал у него, стоит ли ожидать массового оттока иностранной рабочей силы из-за валютных колебаний.

О целях приезда мигрантов

— Насколько часто трудовые мигранты приезжают в Россию именно с целью заработка и его перевода?

— Начнём с того, что ВВП таких государств как Кыргызстан и Таджикистан на треть формируется за счет внешних денежных переводов. Как мы знаем подавляющее большинство мигрантов из этих государств осуществляют трудовую деятельность именно в России. Вроде бы очевидно, что заработок становится основной целью. Однако детальный анализ показывает более сложную картину. Трудно сказать однозначно, но скорее всего — это комплексные сценарии, включающие и заработок средств, и поиск перспектив, образование, накопление жизненного опыта и так далее. Для чего? Чтобы продолжить движение и перебраться в более благополучную страну. Многие, кстати, зарабатывают деньги для открытия бизнеса, точной статистики нет, но определенная часть малых бизнесов в том же Узбекистане открывалась на деньги, заработанные в РФ. Важными проектами являются строительство дома, накопление денег на свадьбу, покупку автомобиля, образование детей. Иными словами, деньги являются важной составляющей, но они необходимы для каких-то крупных проектов, предполагающих продолжительное накопление. На определенных этапах многие готовы мириться с временными трудностями и кризисами.

Давайте не будем забывать и о других факторах мобильности. Например, о климате. Центральной Азии предрекают волны климатической миграции. Хотя они уже есть, пусть и не столь выраженные.

В 2020 и 2021 годах в Центральной Азии была катастрофическая засуха, сложилась крайне сложная ситуация, связанная с водными ресурсами, истощением почв и так далее. У нас уже есть случаи именно такой миграции. Вот один из примеров. После оползня целое село из южных районов Кыргызстана постепенно переехало в Красноярский край. Возможно, в скором времени Россия станет одной из приоритетных территорий для приема климатических мигрантов. К этому надо готовится прагматично и без эмоций.

То есть мигранты, планируют своё будущее множествено. Фактор заработка валюты, конечно, важен. Однако, миграционные стратегии нужно рассматривать комплексно.

О связи курса валют и миграционного потока

— Как тогда ситуация с валютными курсами может отразиться на миграционных процессах?

— Мы можем насчитать как минимум три момента за последние 23 года, когда происходили колебания пары «рубль-доллар», приводившие к оттоку мигрантов. Это кризис 2008-2009 годов, потом 2014-2016, тогда нам тоже предрекали, что больше никто в Россию работать не поедет, и третий случился совсем недавно. Но транснациональная миграция очень адаптивна. То есть, всякий раз, когда происходила кризисная ситуация, отток, сокращение переводов, потом, через 2-3 года, ситуация восстанавливалась. Приток и в количественном, и в денежном выражении возвращался к прежним значениями, а затем начинал расти. Если мы посмотрим статистику денежных переводов в Кыргызстан, Таджикистан, Узбекистан, то после падения наступало плато, а дальше вновь начинался рост.

Если рассмотреть текущий момент, то для граждан Узбекистана он более чувствителен. Во-первых, у них, в отличие от граждан Таджикистана нет возможности жить с двойным гражданством и, во-вторых, им нужно оплачивать патент, а гражданам Кыргызстана, например, не нужно. То есть, для узбекистанцев адаптивных стратегий объективно меньше, и они чаще могут думать об отъезде. Ослабление курса рубля — это лишь одна из составляющих. Если говорить о миграции из Таджикистана, то фактор слабого рубля компенсируется возможностью жить в России и извлекать из этого плюсы: институт двойного гражданства, материнский капитал, качественная инфраструктура и многое другое. Мы видим, что это позволяет решать демографические проблемы, но влечет за собой рост уровня социальной напряженности.

В пользу того, что приток мигрантов сохранится говорят уже налаженные практики трудовой и иной миграции, крепкие связи, положительные примеры «успешных» мигрантов даже в условиях кризисов. Какие-то потери, конечно, будут, но прогнозировать их пока еще рано.

 — То есть, мы можем сказать, что некоторая корреляция между курсами валют и миграцией есть, но основополагающими эти факторы не являются?

— Да, некоторая коррекция, есть. Условно говоря, если домохозяйство ощутимо теряет в доходах, вариантом для него может стать увеличение численности «рабочей силы». На заработки уезжает не только глава семьи, но и его супруга, старшие дочери и сыновья. Распространенным механизмом является максимальное сокращение издержек: дорога, проживание, трудоустройство. Кроме того, происходит (часто вполне успешно) поиск новых ниш на рынке труда или в бизнесе. Нельзя забывать и о том, что в ряде сфер заработные платы растут, например, в строительстве.

Ещё, как один из вариантов, усилить режим самоэксплуатации, жить в логике вроде «Я буду работать не по 12 часов, а по 14» или «Буду работать не на одной работе, а на двух». Это, кстати, наиболее распространённые выходы, которые люди находят в стрессовых ситуациях. Мы должны учитывать эти моменты, когда говорим о миграционной статистике.

— А насколько часто в качестве адаптивной стратегии мигранты выбирают повышение собственной квалификации, получение образования, востребованной специальности?

— Тяжело однозначно сказать. Серьёзных исследований на этот счёт пока не видел. Могу сказать, что, например, занятые в сфере услуг женщины из Кыргызстана переходили из условных лепщиц пельменей в какой-то бьюти сегмент, и это приносило им больший доход.

Повышение квалификации скорее касается второго поколения мигрантов, которые либо родились в России, либо переехали вместе с родителями в детском возрасте.

О возможных последствиях оттока мигрантов

— Если мы говорим об умозрительном варианте и массовый отток мигрантов действительно случится, то какими последствиями это может обернуться?

— Глядя сейчас на миграционные сообщества, я не представляю, чтобы случилась ситуация из серии «все всё взяли и уехали». Какая-то часть неизбежно останется. Мигранты будут искать адаптивные стратегии. Вопрос в том, что если они эти стратегии они не найдут здесь, то, по всей видимости, начнут искать в другом месте. Пока, я думаю, массового оттока ждать не стоит, коридор возможностей для улучшения ситуации ещё есть.

В случае, если массовый отток иностранной рабочей силы всё-таки случится, то ничем хорошим это не обернётся. У нас резко вырастут издержки производства, причём на всех этапах, например, в сельском хозяйстве. Со строительством тоже не думаю, что будет всё хорошо. Если на стройки не поедут граждане центральноазиатских республик, то кто пойдёт? Местные жители вряд ли примутся решительно восполнять дефицит кадров. Хотя, конечно, звучат призывы привлекать трудовые ресурсы за счет новых источников.

Нужно ли привлекать трудовую силу из Африки

— А это возмещение реально? Скажем, за счёт привлечения ресурсов, например, из Африки?

— В общественно-политических дискуссиях, в которых обсуждается миграция, звучат самые разные идеи на этот счет. Вплоть до привлечения рабочих из КНДР. Однако пока всё это больше похоже на некоторое прожектёрство, обсуждение перспектив. Иногда, для повышения собственной цитируемости от специалистов широкого профиля.

Суть заключается в том, что высокая степень конкуренции наблюдается за уже имеющимися потоками из Центральной Азии. К трудовым ресурсам из этого региона проявляют пристальный интерес такие страны как Великобритания, Южная Корея, Япония. Подписываются договоры, привлекаются «пробные» партии рабочих и так далее. Выводы, конечно, делать рано. Надо понимать, что жизнь мигранта тяжела и сложна всегда и везде. Названные страны не являются исключением. Пока не вполне понятно, как у них складывается ситуация, насколько они устроят работодателей.

Перспектива больших заработков, конечно, может привлечь многих. Другой вопрос будет ли утрата условных 5-6 тыс. рабочих, которые уедут собирать урожай на фермы в Великобританию столь ощутима для российской экономики? Будет ли кто-то заинтересован в увеличении численности рабочей силы из регионов Центральной Азии? Может быть, практика рекрутирования выходцев из бывших колоний окажется более целесообразной? Пока масса вопросов.

На фоне укрепления отношений России и африканских стран дебаты о трудовой миграции выглядят вполне логично. Согласно исследованию Гэллапа именно в странах Африки фиксируются наиболее значительные эмиграционные настроения. В лидерах по этому показателю находились Сьера-Леоне, Либерия и Ливия (по состоянию на 2015 г.), высокие эмиграционные настроения фиксировались практически во всех странах континента. Это наряду с высоким уровнем рождаемости. В Нигере половина населения находится в возрасте 0-14 лет (по состоянию на 2018 г.). Иными словами, Африка является потенциальным источником трудовых ресурсов.

Надо принять во внимание, что основная часть миграции из Африки в Россию на сегодняшний день – образовательная. На данный момент в вузах нашей страны обучается около 34 тысяч студентов из стран Африки, примерно половина из которых — граждане Египта. К слову, жители от 0 до 14 лет составляют свыше трети населения этой страны. Налаживать миграционные потоки, формировать устойчивые сообщества скорее всего будут студенты. Но пока ожидать значительного притока трудовых мигрантов из стран Африки не приходится. Опыта

принятия рабочей силы из этих стран у нас нет, а опыт повседневного взаимодействия с африканскими студентами носит весьма скромный характер как с точки зрения продолжительности, так и с точки зрения массовости этих контактов. Пока наиболее вероятный вариант развития событий – рост образовательной, а не трудовой миграции.

Потенциал есть, но неясно, куда мы их будем привлекать, потом, нужна же адаптация к климату, преодоление языкового барьера. Кто бы что не говорил, но Центральная Азия находилась с нами едином социокультурном и языковом пространстве много лет. Уже налажены каналы привлечения, играет роль уже имеющийся опыт транснациональной жизни. И в этих условиях резко наращивать «завоз» из Африки, пока представляется нецелесообразным. Новые возможности игнорировать, конечно, нельзя, но стоит мыслить рационально. Применительно к рекрутированию мигрантов, нужно укреплять и увеличивать своё присутствие там, где оно уже есть.