Каникулы строгого режима

Как сидится, гражданин бывший вице-губернатор? Наш корреспондент пообщался с Виктором Тимашовым, которому в колонии достался «портфель» тестомеса.

Уполномоченный по правам человека Алексей Севастьянов посетил исправительную колонию № 6. Приехал он на спортивный праздник, который традиционно проводится в этом исправительном учреждении в преддверии 23 февраля. В такой непринужденной обстановке омбудсмен и рассчитывал пообщаться с осужденными, узнать, как у них дела. Получилось. А начальство колонии не только устроило уполномоченному и присутствующим журналистам экскурсию по зоне, но и разрешило встретиться с одним из VIP-сидельцев —бывшим вице-губернатором Виктором Тимашовым.

Про Виктора Тимашова начальник исправительной колонии № 6 Денис Механов рассказал по-военному коротко:

— Нарушений режима не допускает. Трудоустроен в пекарне тестомесом. В настоящее время находится на стационаре в медсанчасти. Поощряется администрацией. Поведение примерное, как подобает осужденному, который встал на путь исправления. Клички не имеет. От тюремной субкультуры очень далек. Осужденные обращаются к нему уважительно: Виктор Анатольевич или Анатольич.

Снимать Тимашова начальство запретило. Да и сам Тимашов запротестовал против снимка, хотя выглядел он вполне бодро. Свежий цвет лица, седой короткий «ежик» на голове, очки, щегольски выглядывает авторучка из кармана. Несмотря на робу заключенного с белой нашивкой на груди и полосой на левой ноге, выглядел почти элегантно.

— Виктор Анатольевич, как вам здесь?

— По местным меркам нормально, учитывая то, что это исправительное учреждение. Когда находишься с той стороны забора, все кажется совершенно иным. Здесь не так, как в кино. Это в фильмах показывают: ботинки на веревках, ножики в карманах… Сами видели бытовые условия. Надо жить в тех обстоятельствах, которые временно выпали. Вы так на меня жалостливо смотрите, ей-богу, мне сейчас будет грустно!

— Вы почему здесь, в медицинской части?

— У меня же есть ряд хронических заболеваний. По сердцу, по давлению. В общем, хотелось бы без подробностей. Простудился. Здесь внимательно относятся к ситуации, чтобы не было эпидемии. Это не госпиталь ветеранов, не областная больница. Но все, что необходимо, здесь есть. Мне ведь 50 лет в этом году. Так что наступает момент, когда надо пытаться следить за здоровьем.

— Как приняли вас в колонии?

— Я думаю, что осужденные приняли с большим интересом. Сцен, которых можно было бы теоретически ожидать, их нет. В лагере порядок. Я бы сказал, что полный порядок. Каждому занятие есть. И по многим позициям в лагере порядка больше, чем на воле. Я вас уверяю. Когда читаешь газеты или смотришь телевизор, диву даешься. Как могут там создать на пустом месте проблемы и потом успешно их решать. Вот здесь проблемы не создают.

— Вот эти перемены в вашей судьбе были большим шоком для вас?

— Это было большим шоком не для меня и моего адвоката, а для всех… Когда в адрес вашей газеты поступает сигнал, что люди жалуются на несправедливые приговоры, я вас уверяю, в 90, может, в 99 процентах вам пишут правду. Но существует такая точка зрения, что некорректно обсуждать состоявшийся приговор. Это лукавая позиция. В противном случае мы будем считать, что любой судья районного суда равен Иисусу Христу, который знает истину. А это ложно. И то, что президент недавно принял решение собрать общественную комиссию по делу известного бизнесмена, — это сигнал. Если уж на том уровне понимают, что надо разбираться с судебной системой, — значит дело плохо.

— Вы не согласились с обвинением и продолжаете бороться?

— Сейчас моя жалоба зарегистрирована в Европейском суде по правам человека. Ей дан ход. Ее посмотрели московские эксперты и сказали: результат может быть только положительный. Но надо ждать. В этом году уйдет надзорная жалоба в Верховный суд. Не буду говорить, по каким основаниям. Но там о вопиющих фактах нарушения Уголовно-процессу-ального кодекса. А бороться за восстановление справедливости я буду. Другое дело, что все это происходит очень медленно. Масса отписок приходит. Вы им пишете про конкретный факт. Вам отвечают, что ваша вина доказана «совокупностью». А дальше могут цитировать хоть «Войну и мир».

Так что ничего не закончилось. И если кто-то думает, что я смирился с таким приговором, то это вовсе не так. Хотя, подчеркиваю, не исключено, что могут уйти не только месяцы, но и годы. Впрочем, в 1937 году просто бы расстреляли. Так что я в достаточно выгодном положении.

— В колонии один заключенный получил красный диплом экономиста по дистанционной форме обучения. Вы были у него научным руководителем?

— Я единственный кандидат экономических наук в лагере. Пока единственный.

— За время пребывания отношение к сотрудникам лагеря поменялось?

— До момента попадания в эту систему у меня вообще никакого отношения к ним не было. Сейчас отношение сотрудников ко мне ровное. Не хуже и не лучше других. А так режим есть режим. Скажу вам смешную вещь. Я работал в свое время достаточно в пионерских лагерях, когда учился, был и в «Артеке». Распорядок дня в лагере «Артек» и здесь — один в один. Дети ходили строем, в форме, с песней. В столовой — сели, встали. Сончас, отбой, культурно-массовые мероприятия. Только там срок меньше.

— Помогаете производству, экономике колонии?

— Я же не бизнесмен. Если меня спрашивают, то я что-то рекомендую… Общество не знает одной простой вещи. Любой осужденный отсюда выходит, даже когда его сюда помещают на 10 — 12 лет, а на свободе его никто не ждет. Работы нет. С жильем у кого как. По специальности может устроиться, а может и нет. Поэтому цепная реакция и получается. Вот эти гигантские сроки — это неумная государственная политика. Когда осужденный имеет большой срок и выходит на свободу досрочно, он боится, что ему старое приплюсуют, соверши он что-то. Представьте, если б я отсидел год, вышел — у меня девять лет страха. А когда человек отсидел из десяти девять, он выходит — ему смешно. Поэтому эта система УДО (условно-досрочное освобождение) не способствует тому, чтобы человек боялся в хорошем смысле слова.

— Вы надеетесь на УДО? Ведь годы идут, пока бумаги ходят.

— Я не задумывался об этом. Убежден, что мои проблемы удастся решить раньше. Вы знаете, что у нас в других лагерях есть другие люди. Мне сейчас совершенно непонятно, почему они до сих пор по УДО не вышли. Какая такая опасность может быть от депутата? Григориади, Оплончук. В орденах, медалях, сделали столько для Родины. Пусть они совершили там какой-то проступок. Зачем их держат? В чем смысл?

— Как избежать попадания в штрафной изолятор?

— Если специально не стремиться, то возможность жить есть. Обходить острые углы и не создавать их. Все зависит от человека. Если это воспринимать как жизнь, то жить можно. Но и нелегко. Как бы я вам ни говорил, что мне удалось найти себя в этой жизни. Конечно, мысли о том, что должно быть все иначе, они есть. Теперь понимаешь то, что с тобой сделали люди, очень узкий круг лиц. О них сейчас достаточно пишут. И когда они окажутся в этом лагере, я окажу им всю возможную помощь. Так и скажите: Тимашов фамилий не назвал, но готов посоветовать, поддержать. Там есть серьезная публика, которая о себе много думала. Сегодня кое-кто не у дел.

— Работа в исправительной системе неблагодарная?

— Неблагодарная. Зарплата маленькая. Народ попадается отборный. Попасть сюда — надо же постараться. Чтобы работать в колонии, нужен особый психологический настрой. Работа тяжелая.

— Что вы думаете о мере наказания?

— Преступник должен быть наказан, но не факт, что отсидкой. Бюджет службы исполнения и наказания только за 2009 год составил около 160 миллиардов рублей. Если поделить на общее количество сидящих, получится большая сумма. Каждый отправленный в лагерь садится на шею общества. Вот говорят, что судья борется с преступностью — сажает. Нет, он создает нахлебников. Смотрите: одевать, кормить, мыть, охранять. Это гигантские деньги. Зачем? Когда можно наказать домашним арестом. И осужденный будет и под надзором, и будет работать. Если уж он совсем «сумасшедший», тогда его надо сажать. Но убежденных преступников я в лагере за три года и семь месяцев не встречал. Тех, кто утром проснулся, открыл глаза — он уже преступник. Основная масса — неграмотные, запутавшиеся. Поэтому чем меньше государство посадит, тем лучше.

— Как вы думаете, новая команда губернатора смогла бы повлиять на вашу ситуацию?

— Вы же прекрасно понимаете, я сижу не ЗА ЧТО, а ПОТОМУ ЧТО. Потому что надо было. Если бы были у меня статьи, которые вменяют, разве я ходил бы до ареста три года и три месяца по подписке о невыезде? В санатории был, в штате числился, кабинет держали. Я думаю, никто не может сказать, что покойный губернатор Петр Иванович Сумин был глупым человеком. Если бы я реально куда-то вляпался, меня реально убрали бы сразу. Однажды Олег Грачев сказал в интервью, что по осени должен уйти один из силовиков, который любил вот эти все дела учинять. Для меня это сразу было показателем. Потому что в области хозяин должен быть один — это губернатор. А когда ты работаешь, а под тебя какую-то ямку роют – это, извините, не работа. Любой чиновник работает под прицелом. И посмотрите, в стране сколько дел стало за «превышение полномочий»! Я очень надеюсь, что новой команде удастся в области овладеть ситуацией. Руководство и контроль должен осуществлять один человек в гражданской одежде.

— Наверное, вы многое переосмыслили?

— Я себя ни с каких счетов не списал. Мой уровень информированности достаточен. Воспринимаю происходящее не как трагедию.

Может, кто-то надеялся увидеть Тимашова осунувшегося, в морщинах, зачифиренного. Этого нет. Все это временно. Думаю, даже на пользу — иллюзии пропали, очень большие.