Виктор Тимашов: «Не надо делать из меня Аль Капоне»
Окончание второго года отпуска Виктора Тимашова ознаменовалось вторым уголовным делом, ушедшим в суд. Под натиском невзгод вице-губернатор не сдается, но все крепче сжимает кулаки и все упорнее доказывает свою невиновность. Он досконально изучил все нюансы обоих дел. Комментирует шаги следствия и видит в них ошибки. Делает это со знанием законодательства и человеческой натуры, по-прежнему несколько свысока. Он как нельзя больше ощущает себя чиновником с большой буквы и уверен, что заслужил почетную грамоту. По первому зову первого должностного лица Челябинской области Виктор Тимашов снова готов приступить к выполнению своих непосредственных обязанностей.
Заказное политическое
С Виктором Анатольевичем мы встретились в неофициальной обстановке – в кофейне. Он, как всегда элегантный, любезный: «Вы уж извините, своего кабинета у меня временно нет».
По-видимому, жизнь Виктора Тимашова кипит как прежде. Я была заранее предупреждена, что на общение у нас полтора часа. Ни минутой больше. Кстати, кажется, Виктор Анатольевич уже к моменту встречи определил для себя, что должен сказать на диктофон - времени для беседы оказалось достаточно и все интересующие нас вопросы были прокомментированы.
- Слышали, сегодня генпрокурор Устинов ушел? – подошедши, поинтересовался Виктор Тимашов. Улыбнулся. - Но я здесь ни при чем.
- Вы прогнозируете в этой связи какие-то изменения?
- Я бы сказал так: ай-яй-яй, что же это такое происходит! Он же разоблачил крупную преступную промышленную организацию – ЮКОС. Начал по всей стране в тотальном масштабе коррупционные дела. Получил Орден мужества, звезду Героя России. И вдруг - отставка. Я думаю, руководство страны приняло какие-то политические решения. Так как все, что сейчас происходит в рамках так называемой борьбы с коррупцией, особенно по бывшим главам, - это не борьба с коррупцией.
- Что же?
- Когда случилась недавняя ситуация с картинами, из уст высокопоставленного областного руководителя прозвучала фраза, что это происки финансово-промышленных московских групп. Они жаждут соблюсти собственные интересы в Челябинской области. Так почему этого два года назад не сказали? То, что случилось со мной тогда – то же самое, это очевидно. Первого обвиняемого взяли с поличным 7 января 2004 года. А меня первый раз на допрос позвали 20 апреля, спустя почти четыре месяца. А с обыском ко мне пришли только 16 мая. Не кажется ли вам это странным? ФСБ якобы знала о нарушениях с моей стороны с весны 2003 года. Это что же за подготовка к поимке коррупционера, если почти весь год они чего-то знают, но ничего не делают? Я думаю, в суде выяснится еще очень много любопытных фактов. Главное, по мнению некоторых специалистов и юристов - реально никакой объективной уголовной необходимости втягивать меня в это дело не было. Просто появилась политическая необходимость.
- Виктор Анатольевич, вы называете ваше «дело» политическим заказом?
- Безусловно. То, что было сделано, в переводе на жаргонный язык называется наезд.
- Со стороны кого?
- Пока дело не закончено, не стоит говорить. Но я что могу сказать – в этом же году, вы помните, с поличным взяли главу города Миасса. Хотели поймать – и в один день его поймали. А в моем случае основная задача была отстранить Тимашова от работы. И попытаться получить от меня выгодные показания. От работы отстранили. А показаний не получили.
Это наши шахтеры, и мы решаем их проблемы
- Вы проводили неугодную кому-то линию?
- Я всегда привожу пример с «Челябуглем». Весной 2001 года губернатор дал мне задание: вывести угольную отрасль из кризиса. Мы провели успешные переговоры с РАО ЕЭС России. Чубайс был готов вложить до 600 миллионов рублей в создание новой Челябинской угольной компании. Дело успешное, но позиция Москвы не дала нам его осуществить. Мы нашли нового инвестора – Струкова. В ответ: « К нему очень много вопросов». А мне плевать, ведь главное, что человек по своим способностям, по финансам может это дело возглавить. А долги надо списать, потому что возникли они главным образом по вине государства. Мне говорят: «Что же будет с 20-процентным пакетом Минимущества?» Притом, что я полтора года писал и просил выставить пакет на продажу. В результате 20-процентный пакет был потерян, компания же обанкротилась. Потерю пакета, как я думаю, приписали мне. Да, действовал я без оглядки, и поссорился с крупными федеральными чиновниками. Надо было находить союзников, договариваться. Кстати, о том, что были сохранены 10 тысяч рабочих мест, что сейчас на базе ликвидированного «Челябугля» действует «Челябинская угольная компания», никто не вспомнил.
- Если б могли, что исправили бы?
- Действовал бы так же, но соблюдал всякие политесы, пытался с этими людьми выстраивать отношения. Может быть, личного характера – водку бы пил с ними.
- Думаете, могло помочь?
- Думаю, да. Я же говорил: ребята, в области кто хозяин? Вы или мы? Вы в Москве, вот и сидите там. А это наши шахтеры, и мы будем заниматься решением этих проблем. Моя ошибка. Как чиновник, руководитель я не оценил силу закулисной борьбы и зависти, которую вызывает не болтовня, а успешная работа.
Хирург всегда один
- Как вы, человек с комсомольским прошлым, богатым опытом, могли что-то недооценить?
- В том-то и дело, что я прозевал время. Наступил момент, когда столичные люди, облаченные в мантии и звания, стали говорить, что им есть дело до всего. Оказывается, прежде чем что-то сделать, надо согласовать. Здесь ли, в округе ли, в Москве. Это моя ошибка как политика и чиновника: я не имел союзников и всегда работал под руководством только одного человека. Для меня указание губернатора важнее всех других указаний. Когда я только начинал карьеру, в области была одна власть, которая все решала и за все отвечала. Если назревала какая-то проблема, решать ее должен был кто-то один. Все остальные - помощники либо вредители. Когда хирург делает операцию - ее делает хирург. А остальные ему ассистируют. А здесь вроде ты и хирург, но остальные тоже со скальпелями стоят и говорят: вот тут мы не будем резать, а вот тут будем.
- Интересное сравнение комитета по имуществу и хирургического отделения. Вам не кажется?
- Я привел удачный пример. Хирург всегда один отвечает за операцию.
Царское дело
Как утверждает вице-губернатор Тимашов, необходимости втягивать его в «дело Власова» не был никакой. Хотя без него дело было бы скучным и обычным. Между тем, согласование договора было проведено исключительно из благих намерений: достроить объект и не допустить разрушения федеральной собственности.
- Я глубоко убежден, что в тот момент, когда я этот договор согласовывал, цель была одна – достроить и сдать объект, я был абсолютно прав. Абсолютно. Другое дело, что в силу тех или иных причин завершение этого договора оказалось другим. Но эти вопросы не ко мне. В 2004 году я уже был под следствием, не работал, в глаза этих людей не видел. А в документах, на которые ссылается следователь, только написано, что многие здания и до достройки их инвестором были якобы введены в эксплуатацию. Формализм. И чушь. То, что у зданий окон нет, пол вырван и крыша отсутствует, никого не волновало.
- А почему оценивала объекты именно «Рембыттехника»? Ведь при комитете по имуществу была аккредитована масса оценщиков.
- Вы мне задаете вопрос, на который может ответить начальник отдела. Я – председатель комитета по имуществу. У меня больше ста подчиненных, часть из которых я даже не знаю по именам. Мне еще в упрек ставят, что оценка была проведена заниженная, и эти объекты надо было оценить дороже! Прежде чем мне в кабинет приносят оценку, мои люди ее смотрят – все ли сделано надлежащим образом. И если все в порядке, визируют документ. Что это за объекты, кто их нашел, я понятия не имею. Не царское это дело. У меня в день бывало по сто бумаг. И эта сделка – одна из многих. И почему оценщику, который видел уже достроенные объекты в 2005-м году, следствие верит, а нашему, который видел их в полуразрушенном состоянии в 2001-м, нет?
Спасти от разрушения
- В 2001 году в России было около двух тысяч объектов незавершенного строительства, среди них два - в Челябинской области. НИИОГР туда не входил.
- Незавершенное строительство – это собирательный термин, определяющий совокупность объектов какого-то комплекса по гражданско-правовым, административным документам. Это может быть и недостроенный кусок дороги, и недостроенные объекты, находящиеся по одному адресу. Конечно, зарегистрированной недостроенной экспериментальной базы там не было. И по простой причине не могло быть: часть объектов получила «зеленки», а часть - нет, поэтому единый комплекс регистрацию, естественно, не прошел. Когда я согласовывал договор, сотрудники мне доложили: инвесторы вкладывают деньги, объекты достраиваются, регистрируется единое юридическое лицо, и в нем инвестор получает долю. Весь пропорциональный дележ был уже без меня. О решении я узнал из материалов дела. Инвесторов в глаза не видел и вообще не знаю, кто эти люди.
- Объекты, чтобы можно было ими распоряжаться, должны составлять имущественный комплекс. На сегодняшний же день это понятие в законодательстве довольно размыто. Есть такое: объекты должны быть зарегистрированы как имущественный комплекс, и составлять некую технологическую схему. Из какого толкования исходили вы, подписывая договор?
- Возьмите любое крупное предприятие на территории Челябинска. Вы думаете, это предприятие зарегистрировано под единой бумажкой, «зеленкой» - свидетельством? Под сотней. Нам говорят: ребята, если бы была единая «зеленка» на все эти объекты, это было бы предприятие. А поскольку этих «зеленок» было 16, значит, считается, что было 16 объектов. Ерунда. Каждый из этих объектов сам по себе ничего не представляет. У них даже адрес одинаковый. Я не говорю, что следователь не прав. Он взял одно из определений, и вокруг него строит работу. А нас он услышать не захотел в силу каких-то причин.
- Виктор Анатольевич, как вы думаете, был ли другой вариант экономического использования этих объектов?
- Я убежден - нет. Они были бы разрушены, их уже не было бы. В деле есть фотографии, на которых видно, что большинство объектов находилось в очень плохом состоянии. Я считаю, что мне за работу, которую я тогда начал, вообще надо было грамоту дать. К тому же есть момент, на котором следствие почему-то не акцентировало внимание. Мы ждали от Минимущества директив, что делать с этими объектами. Мы подготовили гигантский пакет документов на 300 страницах и отправили в Москву на согласование, просили продать эти объекты, пока они не развалились. Самому НИИОГРу они не были нужны, у нас денег на застройку нет, да и не наше это дело. Ответа из Минимущества ждали год. Его не было. А объекты разрушались. Каким еще образом можно не допустить гибели государственного имущества? Вовлечь его в хозяйственный оборот. Но я железно верил в тот момент и убежден сейчас, что документы, которые существовали на тот момент, давали мне право согласовать эту сделку.
Друзья столичные
- Вот вы говорите: враги среди федеральных чиновников. А неужели вам самому в Москве никто не помогает?
- Безусловно, в столице есть люди, которые знают реальное положение вещей. Они профессионально и компетентно следят, что со мной происходит. Я не чувствую себя брошенным. Я знаю тех людей, которые заботятся об интересах страны.
- Эти люди имеют полномочия или возможности вмешаться в ход дела или повлиять на решение суда?
- Нет, они лишь готовят доклады о происходящем со мной. И не только со мной.
- Доклады?! А куда?
- Куда следует. Это дает мне уверенность, что в отношении меня беспредела не будет. Но вмешиваться в решение суда никто не собирается.
«Как твоя подпись отзовется»
- Кто будет вашим адвокатом в «деле Власова»?
- Сергей Алексеевич Банных – он ведет и основное мое дело. Но опять же, когда он будет этим заниматься? Два дела нельзя вести одновременно. Я же не могу разорваться. С 9 до 18 быть в областном суде, а потом еще идти в суд Центрального района. Было бы логично объединить эти два дела. Мы уже пробовали, но получили отказ по вполне логичным причинам: тогда дело еще было на следствии, и судья предположил – вдруг оно вообще в суд не пойдет?
- На чем сейчас остановился ваш процесс в рамках «дела о геологоразведке»?
- Допросили 19 человек из 151. Все показания, как говорят наши специалисты, пока что подтверждают нашу линию, а вовсе не линию прокуратуры. Из 19 человек четверо дали прямые показания под видеозапись, что определенные органы их инструктировали: что и когда говорить.
- В отпуске вы уже два года. Общаетесь с коллегами, из областного правительства вам звонят? Вы сами туда заходите?
- Я общаюсь с очень узким кругом своих коллег. Лишний раз стараюсь не звонить, не общаться, дабы не поставить людей в неловкое положение или вообще не дай Бог не подставить.
- Скучаете по работе?
- (Вздохнул). Вы знаете, по такой работе, какую я зачастую вижу сейчас – нет, не скучаю. Я привык работать и добиваться результата. Думать о том, как твоя подпись отзовется через два-три, пять лет - очень тяжело. Как можно нормально работать, зная, что спустя годы в любой момент тебя могут обвинить в совершении преступления? Это дикость, так нельзя. Я в прокуратуре, смеясь, сказал: «Вам надо создавать специальный отдел, садиться с нами через дорогу и заранее визировать все решения. А то по логике вещей получается, что наши юристы дурнее ваших».
- У вас, похоже, иммунитет к госслужбе выработался…
- Нет, отчего же. Работа, которой я занимался на протяжении многих лет, мне очень нравится. Когда все это дело закончится – а я уверен, что закончится оно для меня благополучно – решение о том, где и как я буду работать, примет единственный человек в области – губернатор. Он меня на эту работу взял, он меня с нее и будет увольнять, если нужно, или назначать снова. Как скажет, так и будет. Скажет уходить на преподавательскую работу – уйду, скажет вернуться в кабинет – вернусь. Кстати, мой кабинет и приемная не заняты, все по-прежнему осталось. Я же не уволен.
- Какие процессы, происходящие сейчас в области, вызывают у вас эмоции – возмущают, тревожат, интересуют?
- Я стараюсь следить за происходящем. Использую информацию, которую получаю от коллег, из СМИ. Меня беспокоит ситуация, связанная с оборонным комплексом в нашей области. Недавно в областном суде я встретил теперь уже бывшего директора АМЗ. Я помню, что мы на этот завод привозили несколько крупных московских делегаций, возглавляемых очень известными в стране руководителями. И говорили: посмотрите, завод, предназначенный для выпуска специализированной продукции на случай большой войны, простаивает. Загрузите работой, дайте заказы. Не можете дать заказы – дайте разрешение на отделение части цехов, там же огромные земельные площади. Помогите. Кроме умного выражения лица ничего в ответ. В результате наступил момент, когда директор деньги потратил не на зарплату, а на выполнение заказов. И теперь он подсудимый. Это что, государственный подход? Я вам скажу, что дальше будет с подобными заводами. Когда в конец все угробится, мы лишимся производственных площадей, предназначенных для выпуска специзделий. Потом жареный петух клюнет, начнут разбираться, и выяснится, что те, кто сейчас под судом или в колокола били, были правы. Делать ракетные двигатели у нас в стране умеют, условно говоря, тысяча человек. Если их постоянно не загружать работой, они потеряют квалификацию и разбегутся. А когда понадобится возобновить выпуск продукции, не будет специалистов. С кого тогда спрос? С тех умников, которые сюда приезжали из Москвы и надували щеки?
Чиновник, покажи кошелек
- Виктор Анатольевич, вы в отпуске без содержания?
- Да, я не получаю заработную плату.
- У вас бизнес?
- О! Я уже устал повторять: обратитесь вы в налоговые органы. Я каждый год сдаю декларацию. У меня есть – вернее, были – официальные, подчеркиваю – официальные источники дохода в рамках закона, подтвержденные документами из налоговых органов.
- Заводик?
- Уже нет.
- Продали?
- Скажем так: у меня было имущество, которое я сдавал в аренду. В том числе производство. Все доходы я декларировал, платил с них налоги. Однажды в «Панораме» сказали, что Тимашов только за последние годы заплатил около пяти миллионов рублей подоходного налога. А вообще я веду достаточно скромный образ жизни. Тех денежных средств, которые у меня есть, мне хватает. И хватит надолго. На сегодняшний день я приостановил практически все дела, которые приносили мне даже официальный доход. Кстати, в уголовном деле чуть ли не полтома занимают материалы проверки моих доходов и расходов. Вывод: нарушений не установлено.
- Вас называли одним из самых богатых людей Уральского округа с миллионным состоянием.
- Да ну вас! У меня есть суммы, которые, может быть, больше, чем у некоторых людей, живущих в области. Но они в десятки, сотни раз меньше, чем у тех, кто занимается бизнесом активно. Вот мне интересно: почему все говорят: Тимашов, Тимашов… А почему бы не провести своеобразную акцию, почему бы всем государственным vip-ам не показать, сколько у них денег? Зато знаете почему, когда пришла беда, я сплю спокойно? В 2001 году я пришел в администрацию, тогда и предположить не мог, что через пять лет буду в суде. Но все равно честно записал всю собственность, даже то, что не надо было записывать. Поэтому когда все закончится, я могу спокойно жить, работать, зная, что все перепроверено несколько раз, причем проверено компетентными органами.
По улицам ходить не стыдно
- Как жена относится к коллизиям в вашей жизни?
- Жена - боевой товарищ. Мы с ней познакомились на комсомольской работе. Она относится ко всему философски, спокойно. Происходящее ее, конечно, расстраивает. Перед сыном и перед родственниками мне не стыдно. Если бы в области политическая и бизнес-элита считала, что я сволочь, со мной бы не общались, не приглашали бы на встречи, на дни рождения, на мероприятия. А меня приглашают. Конечно, стараюсь ограничить общение, чтобы не подставить друзей моим присутствием…
- Вы и в дружеском общении себя ограничиваете?
- В ряде случаев – да.
- Тяжело?
- Я боюсь за этих людей. Знаю, что их могут начать проверять. Ведь те люди, которые затеяли эту историю, понимают, что ничего не добились. Поэтому у них может быть желание продолжать копаться, и что-нибудь где-нибудь зацепить.
- Видимо, вас невзгодам не сломить…
- Я считаю себя кадровым управленцем. Чиновником с большой буквы. Для меня это и работа, и состояние души. Проблемные ситуации – конечно, не такого плана - были и раньше. Моя внутренняя стойкость основана только на вере. Но может быть, это иллюзии, что мне удастся в рамках закона отстоять свою правоту. У нас всякое возможно. Чтобы быть виноватым, вовсе не обязательно им быть. А что делать? Голову пеплом посыпать? В тряпочку молчать? Вменяемое мне преступление относится к категории хозяйственных. Я не убийца, не насильник. И мне не стыдно на улицу выходить. Вот и все.
- Свободного времени в отпуске прибавилось?
- Иногда его наличие удручает. Знаешь, что за это время можно было сделать ой, как много всего. Но я уже с новым графиком свыкся. Общаюсь с родными. Закончил работу над докторской «Управление социально-экономическими процессами в крупном регионе». Правда, защитить ее не могу, пока нахожусь в сегодняшнем статусе. Много читаю экономических изданий, юридическую литературу. Кстати, чем больше постигаю юридические тонкости, тем больше укрепляюсь во мнении, что многое в отношении меня делается не так, как написано в книжках. Теперь я знаю, что прав. Еще очень много читаю аналитических материалов, которые связаны с происходящими процессами в стране, в том числе и о борьбе с коррупцией.
- Виктор Анатольевич, насколько я знаю, у вас больное сердце. Как сейчас себя чувствуете?
- Да, к сожалению, то, что произошло в 2004 году, повлияло на здоровье. Всему виной стресс. Я лечился в Москве, лечился в Челябинской области. В прошлом году поразило, что следователь отказался отпустить меня на обследование в столицу. Имелись медицинские бумаги – через полгода после лечения я должен был обследоваться. Следователь же сказал, что и в Челябинской области есть хорошие врачи. Он подумал, что я сбегу. Да не дождетесь, не уеду! У меня и загранпаспорта-то нет. Тоже мне, нашли Аль Капоне…