Если Дибров уйдет, у российских интеллигентов не будет выхода
На встречу с известным телеведущим в академии набилась полная аудитория: студенты, журналисты областного телеканала — яблоку негде упасть. Пять минут томительного ожидания в духоте, да не в обиде — и звезда освежила собравшихся своим появлением. Нет, все-таки телевидение — великая вещь. Экранный брутальный сексапильный gentleman вне объектива оказался взъерошенным маленьким человечком, на которого не обернешься при встрече на улице.
Классификация по звезде
— Вам что, нечем заняться в субботу? Вас пригнали, потому что пообещали отгул? — кокетничала, как и положено, звезда и, получив ожидаемое: «Ну, вы же не каждый день к нам приезжаете», кротко вздохнула: — Ну, спрашивайте, если что-нибудь, как вам кажется, я знаю.
— Расскажите о себе, — пискнули первые студенческие ряды.
— Сам я из казаков, в 20 лет оказался в Москве, не знаю как, сначала работал в ТАСС, а потом попал на телевидение. Работал режиссером и был доволен. Но мне пригрозили, что отнимут мою студию и мою камеру, и пришлось сесть в эфир, хотя ведущий-то я никакой, конечно. А потом почему-то я стал популярным.
— Как сделать телевизионную программу популярной?
— Думайте не о себе, а о зрителях. Есть три вида телеведущих. Они отличаются постановкой вопроса, кто главный герой передачи. Первый тип чаще всего встречается на музыкальных каналах. Молодые, 20-летние идиоты, которые постоянно шарят глазами в поисках камеры и все время якают. Если бы такой ведущий брал интервью у пожарного, который вынес из огня трех детей, он и тут бы не преминул сказать: «Я не знаю, как бы я поступил в такой ситуации». Второй тип — посредственный телеведущий, который искренне полагает, что главный герой — гость. Такие ведущие бывают на канале «Культура». Климактеричка после 30 лет. Она искренне радуется, что ее гость видел Дзержинского, Стравинского, Сельвинского, а кто не смотрит ее, тот дурак. Наконец, есть культовый ведущий, как Парфенов, который полагает, что главный герой его передачи находится по ту сторону экрана — это зритель.
Наследники Буратино
Поскольку в аудитории ЧГАКИ в тот день встретились исключительно журналисты, разговор крутился в основном вокруг профессиональной темы.
— Кто главная фигура на телевидении?
— Я раньше думал, что это режиссер, главный режиссер телевидения. Кто главный герой в эпосе Толстого про Буратино? Совсем не этот чудик папа Карло и даже не этот, который носом пробил холст и попал в волшебную страну. Главный — это пьяница Джузеппе, который нашел говорящее полено. А если полено умеет говорить, значит, оно умеет и мыслить. А это самое сложное на свете — найти говорящее полено — это и есть телеведущий. Один мой знакомый продюсер искренне считает, что в ведущие нужно брать непременно врачей. Почему? У них хорошее образование: шесть лет в институте, четыре года в ординатуре, а еще 10 лет практики, после чего ты — врач. Они циничны как черти и любят людей — это точно. Знают цену времени — не будут болтать что попало, когда счет идет на секунды. Дальше остается немного: подсветить, поставить камеру — успешная передача готова. Но, к сожалению, я вижу, что реже и реже находят говорящее полено.
— То есть вы себя считаете говорящим поленом? — подначивают журналисты.
— Да.
— И кого еще вы причисляете к этой категории?
— Я считаю, что на сегодня самый одаренный — это Парфенов. К сожалению, у него с императором разночтения произошли.
— А Ургант, Малахов?
— Да, это все хорошие люди, говорящие, но не телеведущие. Все, что делает Ваня Ургант, — это каламбур, игра слов, игра смыслов. Ваня — прекрасный комик, он развлекает людей. Подите-ка развлеките, как Ваня, — у вас ничего не получится. Это отдельный талант, который у него еще от папы. Малахов — пашет как трактор. Представьте: пять дней в неделю, а ну-ка проведи! Хотя ему уже давно и тесно, и душно. Он на самом деле умный человек, Андрей — единственный, кто умеет на телевидении придумывать темы, с тем или иным успехом разработать тему может любой, а вот придумать… Он журналист от бога, это фантастический журналист, но ему приходится работать на коммунальной квартире: этот галдеж, растлители, педофилы — бедный Андрей!
— А почему же он не уходит, если так все плохо?
— Андрей очень дисциплинированный человек. И еще, может, это счастье, если тебе не дают уйти.
Кухаркины дети
Поговорили и о «больном» — о зрителе, от которого зависит все и вся.
— Русский зритель очень разный. Некоторым нравится эта коммуналка, а кому-то нет. В менеджменте есть правило: распределение чего угодно на свете делится в пропорции 20 на 80. Чего угодно: дождей на территории Земли, одежды в вашем гардеробе. Я вас поздравляю: из 100 процентов русского населения 80 — кретины. Так вот 80 процентов населения смотрят хоккей, шоу и прочее. Вы, к примеру, смотрите «Букиных»?
— Уже нет, — парирует молодежь и наносит ответный удар: — Что смотрите вы?
— Я смотрю исторические, географические программы, конечно, канал «Дискавери». Страну держат скорее Чехов и Достоевский, чем Кукольник, Егор Исаев, Мариенгоф. Исаева уже никто не помнит, а ведь это был лауреат всех существующих премий, а Достоевского, кажется, знают. Но, может, эти 20 процентов важнее, чем остальные 80? Что это, фашизм? Но мне уже 53 года, я могу говорить правду. Когда мне было 23, я на это права не имел.
— Почему Парфенов пошел в политику, а вы — нет?
— Вот я ему и говорю: «Ленечка, что же ты натворил? Ты лишил меня и миллионов 20 русских людей роскоши общения с твоим фантастическим менталитетом из-за твоей вонючей политики». Должен сказать, что… — Дибров на секунду притормозил и вдруг махнул рукой. — А, про Леню я ничего говорить не буду. Приедет — сам скажет. А про политику я вот что скажу: ребята, вы заслуживаете именно это правительство, вам другого и не надо. У вас было 15 ельцинских лет — да что ж вы, ребята? Вот и сидите. Должен сказать, что абсолютно все на свете в России обречено на провал: дороги, цивилизация, образование, что хотите… В течение ближайших 30 лет, пока не образуется вновь русская семья. У нас благодаря социализму разрушена семья. Под семьей нельзя подразумевать сожительство двух голодранцев под крышей хрущевской пятиэтажки — это не семья.
Кухарка, которая управляет государством. Кто это сказал? У нас был один полководец, выходец из ж…ы мира, так тот закидал телами 20-летних русских мальчиков самую страшную машину на свете — фашизм. Он считается полководцем. Этот идиот убил больше людей, чем несчастный бесноватый фюрер. Этот наш русский полководец — кухаркин ребенок. А нынешние! Кто-нибудь из них сделал что-то дельное? Все они — дети коммуналок, всего лишь ничтожные кухаркины дети. Им не государством управлять — им следует полы мыть на своих кухнях, откуда они родом. Вот они и крадут.
— Что же делать?
— Вам сейчас нужно перебыть. Через 30 лет придет другое поколение, и Россия будет другая.
Три с половиной попытки
Откровенность и жесткость дибровских суждений вызвали ответную реакцию челябинских коллег, что не слишком понравилось звезде.
— А сколько раз из четырех попыток вам самому удалось создать достойную русскую семью?
— Не из четырех, а из трех с половиной. Прежде всего, прекратите читать Интернет. Вы — только то, что вы читаете. Если вы читаете всякую пакость, так вы такая же пакость.
— Но это не ответ на вопрос…
— Все попытки я делал совершенно искренне. Я считаю, что мне очень здорово удалось жениться аж три с половиной раза. Если бы вы видели хотя бы одну из моих жен — вы бы съели собственную шляпу от восторга… — Ничего более вразумительного зал так и не дождался.
— Вам не кажется, что вы перекладываете ответственность на своего сына? — последовала следующая «подножка».
— Да. А кто еще ответит, Рузвельт? Я отвечаю за папу своего. Что мог, то и сделал. Последние 30 лет я несу на себе груз русского интеллектуала, который полагает, что быть поклонником Пушкина вовсе не так занудно и позорно, так как этот идиот на московском телевидении, оказывается, любит его тоже. Но это не все. Я должен бы написать «Тихий Дон — 2», но не смог, может, сын сделает. Мой сын станет человеком. Он должен быть русским аристократом, чтобы сохранить свой ум. Если мой сын будет рассекать на «Ламборджини» по ночным швейцарским трассам, я, скорее всего, повешусь. Мой отец делал то же самое, точнее, никак меня не воспитывал: он разговаривал на 12 языках, играл на пяти инструментах, а я смотрел на него и думал: «Надо таким быть». Если у тебя нет отца — грош тебе цена. Ты будешь такой, какой твой отец. Поэтому, прежде чем ребенка воспитывать, себя воспитай. Если ты сам не любишь Чайковского, бесполезно в воскресенье надевать фрак и начинать воспитывать ребенка. Бесполезно.
Незаконнорожденный интеллигент
— Почему на телевидении нет приличных фильмов? Эти ужасные сериалы шлепают в неимоверном количестве, а потом мы удивляемся, почему молодежь такая. Зачем это показывать? — разговор опять вернулся в профессиональное русло.
— А вы что, когда-то видели хорошее телевидение? Не включайте телевизор, не смотрите эту пакость. 18-летние кретины, смотрите меня, Познера, ведь это ваш большой палец нажимает на кнопку. Или сходите в клуб, где сидят достойные люди, поговорите с себе подобными, но не начинайте разговор со слова «я», поговорите о чем-нибудь отдельно от себя. Если вы не знаете, как это делать, — хорошо, включайте Диброва, он вам все расскажет.
— Если бы у вас была возможность, какую бы программу сделали?
— Если бы мне поручили канал типа вашего ОТВ, я бы выкинул все ваши камеры, которые здесь стоят. Это совершенно ненужное барахло. Я бы действовал исключительно айфонами. Сколько людей, столько и корреспондентов. Убрал монтажную: для этого есть айпед. Набрал 20 человек лет по 18, чтобы они были операторами, корреспондентами и режиссерами в одном лице. К сожалению, у вас не получится сделать хорошую передачу в региональных условиях: у вас есть губернатор. Нам в этом отношении повезло: мы работали при Ельцине. Вы делаете то, что вам прикажут. Плюс к этому страшная конкуренция. Мне было проще: в 90-х было стыдно признаться, что ты не смотришь ТВ, как сейчас стыдно, что ты его смотришь. Вам досталось плохое наследство.
— Вы говорили про 80 процентов кретинов в обществе. А как жить среди кретинов? Или жить кретинам? — опять пускают шпильку журналисты.
— Если вам не нравится подобное распределение, попробуйте выкинуться головой вниз, — советует Дибров, но звучит не слишком убедительно. — Как угодно. И попробуйте со мной поспорить.
— Смотрите ли вы канал «Дождь»?
— Нет. «Дождь» не смотрю, зачем мне он?
— Его смотрит вся интеллигенция. Вы ведь себя считаете интеллигентом?
— Во-первых, я являюсь потомком незаконнорожденного сына одного из донских атаманов. Во-вторых, мой отец говорил на 12 языках. Я в детстве видел Ливанова, Кима Назаретова, они были просто друзьями моего отца. Да, я отношу себя к русской интеллигенции, потому что, кроме России, у меня больше ничего нет. Я первый показал стране пластинку Гребенщикова, показал, что такое армянская дудка, первый показал Брэдбери и Апдайка и стараюсь объяснять, кто такой Достоевский. Кстати, у Чехова есть письмо к брату, там девять пунктов, определяющих эту принадлежность. Да, я отношу себя к интеллигенции.
— У вас нет желания уйти с Первого канала?
— Нет, видите ли, я уже Дибров. Три раза моя любимая страна Америка приглашала меня пожить, но я несу ответственность за 20 миллионов российских людей. Если я еще уйду, то у российских интеллигентов не будет выхода.
Cannot find 'cross_link' template with page ''