Наталья Миронова: «Американскому фермеру доступен бюджет департамента энергетики»
Спор о том, нужна ли Южному Уралу атомная станция, продолжается 15 лет. Нынче вопрос кажется уже решенным, но общественники сдаваться не собираются. Что может принести нашей области АЭС, насколько защищены южноуральцы, пострадавшие от радиации, удается ли сегодня экологам прийти к диалогу с властью – обо всем этом наш разговор с председателем «Движения за ядерную безопасность» Натальей Мироновой.
Защита от соцзащиты
- На днях мне пришли документы из Центрального института атомного машиностроения, - поделилась Наталья Ивановна. - Они подтверждают, что идея тех атомных реакторов, на которых планировалось строить атомную станцию на Южном Урале, дискредитирована самой наукой. Это говорит о том, что власти было не интересно, что именно будет строиться, лишь бы деньги шли. Министерству, которое отвечает за экологическую и радиационную безопасность, это было тоже неинтересно. Аргументы, которые администрация приводит в пользу строительства АЭС, не меняются пятнадцать лет. Аргументы же Минатома претерпевают некоторые изменения. Особенно при двух последних министрах. При Румянцеве эта идея просто затормозилась, а Кириенко сначала отнесся к ней разумно и абсолютно критически. Но потом эта стройка тысячелетия попала в тот список, который лоббируют региональные власти. Есть несколько в России таких «смелых» руководителей, которые готовы взять на себя ответственность за возможные риски.
- Какие именно это риски?
- Мы должны смотреть правде в глаза. С распадом Советского Союза распалась система технического обеспечения атомных конструкций. Это была одна большая, сложная сеть, часть заводов было на Украине, в Белоруссии. И сегодня мы не можем поручиться за то, что комплектующие, которые придут на эту новостройку, будут отвечать хотя бы тем стандартам качества, которые были в советское время. А ведь и тогда был Чернобыль, было много аварий на атомных установках. В Чернобыле мы имели демонстрацию всех осуществившихся рисков, связанных с ядерным циклом, а на других станциях – проблемы с неядерным циклом. Обо всех этих рисках власть должна знать. Мы ведь все ждем, что власть нас защитит, но когда сталкиваемся лицом к лицу с уже свершившимся фактом, то видим, что власть не защищает ничего.
Я участвую в судебных процессах в отношении пострадавших лиц. Когда мы начинали эти суды, против нас выступало областное управление социальной защиты. Это, конечно, странно, поскольку мы настаивали как раз на том, чтобы людям была обеспечена социальная защита. Сейчас это ведомство называется Министерством социальных отношений Челябинской области. Почувствуйте разницу. Это пример того, как изменяется власть. Наши попытки изменить государственную систему снаружи, сделать ее более гуманной, приводят к тому, что эта власть действительной трансформируется, но, к сожалению, не становится более человечной. Она просто более точно определяет свою сущность. Итак, министерство социальных отношений. В чем состоят эти отношения между государством и пострадавшими гражданами? В том, что гражданин говорит: «Я пострадавший, дайте мне статус и социальную защиту», а ему отвечают: «У вас нет доказательств. Вы – жертва инцестных браков или алкоголизма, и нечего было рожать детей от пьяных мужиков». Эти аргументы власти опираются – с болью нужно сказать – на некоторые медицинские концепции. У нас есть несколько медицинских учреждений, которые вот уже пятьдесят лет наблюдают за этим населением и делают вывод, что на его здоровье повлияла не столько экологически загрязненная, измененная среда, сколько то обстоятельство, что деревенские жители плохо мигрируют и заключают браки между семьями. Видимо, жертвам радиации надо просто знать этот аргумент, чтобы уметь ему противостоять.
- Получается, что люди совершенно не защищены?
- И на фоне такой незащищенности мы видим попытку сооружения здесь еще одного ядерного радиационно опасного объекта. С моей точки зрения, это демонстрирует тотальную безответственность власти, которая знает, что она ни за что не несет ответственности. И ни к чему никогда не будет привлечена: мы видим, как меняется сегодня законодательство, затрудняя проявление гражданской самоорганизации. Мы уже высказали свое мнение через референдум. Более 76 процентов жителей миллионного Челябинска сказали «нет» Южноуральской АЭС, около 85 процентов сказали «нет» ввозу сюда радиоактивных отходов. Ведь когда «Маяк» забирает себе эти отходы как некое сырье, то в нашу землю, в Карачай, в Теченский каскад водоемов, атомщики сливают отходы от его переработки. И они остаются в этой экосистеме навечно. Попадают в воду, потом в землю, потом вытягиваются корнями деревьев, попадают в листву, которая опадает, перегнивает, весной все это разносится и так далее – первичный, вторичный, третичный и далее перенос. Таким образом получаем навеки загрязненную радиоактивную среду, в которой мы с вами живем…
Разве вы не ходите в лес за грибами-ягодами? Конечно. Кто из нас не ходит? А разве мы имеем карту, где можно собирать грибы-ягоды, а где нельзя? Вот кто-то приехал из леса: «Ой, там такая земляника крупная!» И полдвора собралось и поехало туда за крупной земляникой. А крупные ягоды всегда растут на радиоактивно загрязненных территориях – потому что таков закон природы. На загрязненных территориях все начинает укрупняться. А человеческий организм начинает истощаться. Люди стареют раньше, к ним старческие болезни приходят на двадцать, а то и на тридцать лет раньше. Это очень широко распространенные данные, которые стали публичными после Чернобыля. Хотя я думаю, что такие исследования были проведены и уральскими специалистами, но это не получило широкой огласки. Вероятно, потому, что в Чернобыле сожгли более полумиллиона молодых мужчин, которые обращались потом в больницы со своими проблемами. И продолжают обращаться, поэтому эти факты и стали широко известны. Все-таки то население, которое более всего страдает от загрязненности, - это татарское и башкирское население. Эти люди не так открыты, как мы, русские. У них своя культура, свои национальные традиции, а мы в это вмешались со своей ядерной индустрией и техническим прогрессом. По сути своей, обрекая этих людей на очень тяжелую и грустную жизнь.
- Неужели все так плохо?
- Ко мне много звонит людей, особенно женщин, потому что именно женщины берут на себя ответственность за своих детей. Одна женщина из Новой Петропавловки сказала: «У меня четверо детей. Все больные. Если бы я знала, что живу у радиоактивной реки, разве бы я рожала!» Возникает вопрос: кто ответственен за то, чтобы люди знали, что опасно, а что нет? Почему власть создает такую информационную среду, в которой люди остаются стадом, которому нужен пастух, чтобы вывести его из темного леса? Сейчас люди потихоньку начинают сами из него выбираться. Но этот вопрос к министерству радиационной и экологической безопасности остается до сих пор.
Минатом приходит на дом
- Ваша организация существует уже много лет. Как развиваются ваши отношения с властью? Что происходит сейчас?
- Сейчас нас вытесняют, создают квазиорганизации, которые более дружественны власти, которые меньше ее критикуют, меньше задают острых вопросов, а задают такие, на которые вообще можно не отвечать. Я считаю, что для нашего региона в этом заключается особая трагедия. Профессиональная власть неадекватна тем проблемам, которые были созданы бездумным развитием ядерной индустрии. Южноуральская АЭС – это, конечно, сумасшедший проект, который может принести сумасшедшие деньги. И вся гонка здесь только за этими деньгами. Мы видим это по первому циклу станции. А ведь строительная культура не изменилась. В чем заключалась суть долгостроя? В том, чтобы вырыть котлован – лучше всего в зимнее время, – получить деньги и пойти на другой объект. Вот мы и имеем незавершенное строительство. Где у нас гарантия, что этот простой трюк не будет повторен? В этом случае мы просто потеряем наши деньги как налогоплательщики. А если станция будет построена, мы можем потерять гораздо больше. Потому что может произойти авария. Я рассчитываю на то, что наша работа с российскими специалистами поможет спустить эту ситуацию на тормозах. Один раз нам это уже удалось…
- Наталья Ивановна, вы участник совета при Минатоме. Как складываются отношения общественных экологов с федеральными чиновниками?
- Мы шли к сотрудничеству лет семь. Подталкивали Минатом к дружественному диалогу с представителями населения, которое проживает вблизи ядерных площадок. Потому что мы не одни, такая ситуация, как в нашей области, еще минимум в девяти регионах. Мы приезжали в Москву большой командой, и я договаривалась, убеждала, переламывала негатив. Это было достаточно сложно. Но удалось. Теперь уже Минатом приходит в наш регион и говорит: «Давайте здесь разговаривать об этих проблемах». Я знаю, что к Кириенко много претензий со стороны технарей. Но я буду говорить о нем как об управленце, задача которого – налаживание отношений с людьми. С моей точки зрения, он предложил несколько интересных идей. В сотрудничестве было задействовано четыре стороны: Минатом, местная администрация, общественные организации и ПО «Маяк». Я была активно вовлечена в этот совет на самом первом этапе, когда все только узнают друг друга и налаживают отношения. И тогда уже было понятно, что, как это ни странно, с одной стороны оказались общественные организации и Минатом, а с другой – администрация Челябинской области и руководство ПО «Маяк». Новая школа управления и старая. Запрос общества сегодня в том, чтобы получить информацию, повысить свою безопасность и найти новые решения. Минатом с новым министром был адекватен этому запросу. А администрация области и дирекция «Маяка», скажем так, несовременны. Это без обид – такова жизнь. Это школа управления, устаревшая, как тот партизан, который через двадцать лет после окончания войны выходит из лесу. А мир ушел вперед, стал информационным…
- Проект «Теча-2006» стал совместным детищем этого совета?
- Проект создан с подачи Минатома. Был проведен конкурс, представлено около десяти социальных проектов, обеспечено финансирование. О том, как они были реализованы в течение года, мы узнали на итоговой конференции.
- И как же они были реализованы, на ваш взгляд?
- Я боюсь «спугнуть птичку». Но у меня отношение к этим проектам и ко всему, что из этой идеи вышло, очень критическое. Конечно, это лишь первый шаг. Но могу сказать, что культура и отношение к людям со стороны государственных органов и общественных организаций очень разные. Однако важен сам факт, что эта программа состоялась, что Минатом поддержал социальные проекты. Представители сельской интеллигенции получили какие-то блага. Не для себя, разумеется, а для своих учреждений: школ, больниц.
От Муслюмово до Нагасаки
- Какой из этих проектов вы бы назвали самым значимым?
- С моей точки зрения самый социально значимый из них – это переселение Муслюмово. Люди там живут на потоке радиоактивных отходов. За это едва не посадили Садовникова. Он вышел из-под суда, как говорят юристы, по нереабилитирующим обстоятельствам. Для этого изобрели срочную глобальную амнистию в честь столетия Государственной Думы, и с первого же заседания суда господин Садовников был отпущен. Но тем не менее, преступление совершено, факт слива радиоактивных отходов в реку Течу установлен, и нужно что-то делать. Все равно эти отходы сливали, сливают и, к сожалению, будут сливать. До тех пор, пока работает ПО «Маяк», поскольку его технический цикл не гарантирует, что эти отходы не попадут в окружающую среду. Словом, ситуацию не изменить. Поэтому надо смотреть с другой стороны – убрать людей с загрязненной территории. Детей, подростков, которые в первую очередь страдают от проживания там. И здесь мы столкнулись с мощной оппозицией и со стороны нашей Общественной палаты, и министерства радиационной и экологической безопасности, и самого Петра Ивановича, который в 1997 году даже выступил соответствующее распоряжение, правда, сам его не выполнил.
- Как подвигается решение этой проблемы сейчас?
- Сейчас в селе Муслюмово царит хаос. Государственные структуры должны были четко все организовать, может быть, даже по-военному: это сюда, это сюда, есть заявление – его подписали, проконтролировали исполнение… Сейчас люди дезорганизованы, и это снова проявление несправедливости к ним. Муслюмовцам говорят: «Ну вы же сами не знаете, чего хотите! Определитесь!» Я знаю, что Министерство по атомной энергии понимает эту ситуацию так, как я ее понимаю. Вторая сторона понимает ее по-своему. Ну что ж, мы можем только наблюдать схватку тигров. Посмотрим. Я все-таки хочу надеяться, что люди оттуда уедут, что никто не нагреет на этом руки, не построит финансовых пирамид, что банки не лопнут, и что мы получим наконец развязанный узел и решенную политическую проблему в нашей области.
- Наталья Ивановна, вам доводилось работать за рубежом. Как там население относится к проблемам экологии и окружающей среды?
- Я имела возможность работать с представителями гражданского общества и с представителями пострадавшего населения в разных странах. В Японии, например, пострадавшие жители ведут себя совершенно иначе, чем у нас. Они не стесняются говорить о том, что они пострадавшие. В Японии правительство обеспокоено тем, чтобы эти люди не стали изгоями. Их стараются интегрировать в общество, поддержать. Я несколько раз была на конференциях, которые проводились в годовщину бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, и видела, какие аудитории собирают эти конференции. Десятитысячный спортивный комплекс был полон молодежи. Выступала женщина, которая 17 лет судилась за свои права. То есть там, конечно, тоже не все так просто. Но этой женщине за эти годы помогало 500 юристов. Это говорит о том, что общество и государство по-другому относятся к этим людям.
Очень сильное зеленое движение в Германии – гораздо сильнее нашего. А в США домохозяйки, учителя, врачи, фермеры грамотны даже в технических ядерных вопросах. Нам надо бы брать с них пример – настолько дотошно они проникают во все тонкости, например, в тонкости бюджета. Человек, не имеющий специального образования, запрашивает бюджет департамента энергетики и анализирует его постатейно! Такова сила гражданского самоорганизации, что она заставляет получать дополнительные знания. Это позволяет ему затем приходить на переговоры с правительством и выступать там в качестве эксперта. Он говорит: «Вы строите завод по производству нового оружия. Докажите, что это оружие нам сегодня нужно. Лучше выполнить программу очистки на тех предприятиях, где производилось ядерное оружие». Это очень разумно. Мы до этого еще не доросли. Мы еще не можем так анализировать документы. И они у нас закрыты: правительство, в свою очередь, не доросло до того, чтобы позволить населению анализировать деятельность власти.