Тайный визит, или Встречают по одежке
Известный оперный певец, тенор Алексей Михайлов приехал инкогнито в Челябинск для примерки фрака, который шьет ему местный дизайнер, владелица студии «Золотой квадрат» Марина Фомичева.
Все в этой новости было на месте: и интрига, и статус визитера, и даже местный колорит. Ничего гармоничнее такой триады и выдумать нельзя. (Не верите мне, почитайте Фредерика Бегбедера: на жертвах рекламы он собаку съел.) Единственное сомнение – а удастся ли вообще договориться о встрече – тяготило не долго. Визит, хоть и не афишировался, но особо и не скрывался. Иллюстрацией к сказанному может послужить удивление самого Алексея: «Я и не думал, что кого-то еще интересуют оперные певцы».
Алексей Михайлов приехал в Челябинск не один, вместе с ним прилетел его продюсер, Вячеслав Сынгаевский, собственно, именно Вячеслав и познакомил певца с дизайнером. В нашем городе они находились три дня, с 26 по 28 марта.
Господин во фраке
- Зачем все-таки понадобилось лететь в Челябинск? Неужели в Москве нет порядочных дизайнеров?
Вячеслав: Я с Мариной познакомился на выставке в Москве, где она представляла свои вещи, настолько потрясающие, что я не мог пройти мимо. Я сказал ей: «Мы работаем со «звездами» Большого театра, с оперными «звездами». Сейчас обновляем гардероб Алексею Михайлову, нашему знаменитому тенору. С удовольствием бы с тобой поработали». Она ответила: «Ну что ж, прилетайте». Москва заезжена: все дизайнеры известны, набили руку и даже оскомину. А здесь – индивидуальность, художник.
Алексей: Честно скажу, у меня от встречи с Мариной необычные ощущения. Слава правильно отметил: у москвичей при всей их ангажированности, как мне кажется, - я не хочу никого обидеть – взгляд замылен. Творчество поставлено на поток. Даже если говорить о простых людях, далеких от искусства. Мы со Славой гуляли по вашему городу, и я обратил внимание: у челябинцев даже лица другие.
- Но фрак – классическая форма одежды. Никаких дизайнерских штучек применить не удастся.
Алексей: Фрак для певца – это не просто одежда. Я, может быть, скажу высокопарно – это состояние его души. Если фрак сшит с душой, он становится продолжением певца, его второй кожей. Слава меня поругивает иногда, что я редко обновляю гардероб. А я не могу надевать вещи новые, но чужие для меня. А сегодня на примерке почувствовал, что вещь-то новая, пока только сметана, но я уже понимаю, что она будет родной. На сцене ты абсолютно безоружен, поэтому все, каждая деталь, одежда, обстановка, должны помогать.
Челябинск и челябинцы
- Интересно ваше наблюдение о лицах челябинцев. Я чаще слышала другое мнение: многим приезжим, особенно иностранцам, горожане кажутся мрачными и недружелюбными.
Вячеслав: Я сравниваю с Москвой. Москва – это машина, где лиц вообще нет, есть только маски. А здесь мы увидели настоящие живые лица. Пусть без улыбок. Мы к этому привыкли, - мы в Советском Союзе рождены. У нас вообще очень редко улыбались. Многие иностранцы, с которыми я встречался в Москве, спрашивали меня: «Как вы тут живете? Здесь очень тяжело, бешеный ритм». Надо остановиться, оглянуться назад, подумать, но некогда. Сюда приезжаешь - сказка какая-то.
- Но, находясь в том же Челябинске, вряд ли вам удастся раскрутить Алексея?
Вячеслав: Это действительно так, потому что в Челябинск вряд ли кто-то из моих коллег западных поедет. Практика такова: все продюсеры сидят, грубо говоря, в своем мягком кресле и проводят кастинги. Им предлагают таких «звезд», других, остается только выбрать. Челябинск из-за больших расстояний в эту обойму тяжело запустить.
Алексей: Времена изменились. В Советском Союзе, в том же Большом театре существовала комиссия, которая занималась тем, что разъезжала по стране в поисках талантов. Раньше, видимо, отношение было другое. Сейчас, конечно, все изменилось. Но еще большая доля случая играет роль.
От судьбы до случая
- Но вы-то сразу с партией Германа дебютировали. Наверное, здесь не только случай помог?
Вячеслав: В мире существует совершенно дикий дефицит хороших голосов. Оперных театров много. Но они вынуждены сейчас подбирать подходящий репертуар, который потянет слабенький голосок. Сильные оперы практически не ставятся. Артистов нет, голосов нет. Михайлов удачно вписался. А если говорить о Германе, то нужно иметь ввиду, что данную партию в тональности си-мажор в России только три человека могут вытянуть. Михайлов в их числе.
Алексей: Заключительную арию в седьмой картине «Игорный дом» («Пиковая дама») – помните, «Что наша жизнь? Игра!»? – Петр Чайковский написал в тональности cи мажор, достаточно высокой для теноров. Был такой известный певец Николай Фигнер, солист императорских театров. Он попросил Петра Ильича транспонировать ниже, потому что для него это было тяжело исполнять. Таким образом, Чайковский поставил авторство под более низкой тональностью.
На подготовку партии Германа мне отвели всего месяц, хотя люди годами работают над ней. Кроме того, было поставлено условие: исполнить арию в оригинальной тональности, в си-мажоре. Появилось ощущение, будто меня выбросили из самолета без парашюта. До меня были теноры, которые исполняли арию в оригинальной тональности. Например, Николай Печковский. Он жил в довоенное время. Его репрессировали по ложному обвинению. Еще раньше, до революции, был Дмитрий Смирнов. Могу сказать, что внутренне пришлось преодолевать себя.
Вячеслав: Кстати, в сентябре-октябре этого года у нас будет шикарный проект, на всю Россию прогремит. Алексей будет петь романсы с одной очень известной попсовой «звездой». А сейчас ведем переговоры о сотрудничестве с "Метрополитен-Опера".
Опера для элиты, или Кушать подано
- Алексей, а разве вам интересно работать с каким-то известным-неизвестным «попзвездой», для вас это не шаг назад?
Алексей: Сначала я настороженно отнесся к этой идее. Но потом взвесил все за и против, посоветовался с семьей и пришел к выводу, что это необходимо. Люди дезориентированы, они разучились понимать, где хорошая музыка, а где плохая. Классическую музыку нужно пропагандировать всеми возможными способами.
В годы студенчества, бывало, я пел в самых неожиданных местах: на улице, в вагоне метро, в ресторане. Никогда не забуду случай в Электростали, - есть такой город под Москвой. Вы помните, наверное, времена, когда в 90-х годах стали открываться в большом количестве ночные магазины, торгующие алкоголем. Однажды мы большой компанией ночью шли с озера. Настроение было прекрасное, и я запел. Все, кто стояли в очереди за водкой, высыпали на улицу, чтобы послушать арию.
Звуковые вибрации воздействуют на человека. А мы сейчас живых звуков практически не слышим. В результате человек просто перестает соображать, у детей пропадает способность к обучаемости. Это серьезная проблема. Структура воды меняется от вибраций, а мы на 90 процентов состоим из воды. На улицу Мюнхена каждый понедельник выходит симфонический оркестр полиции и играет живую музыку.
Вячеслав: А недавно Алексей был приглашен выступить перед президентом Ливана. Огромный зал, собралась вся аристократия Ливана, плюс приглашенные дипломаты, в том числе и российское посольство. Человек 500 собралось. Все в шикарных нарядах, украшены драгоценностями, сидели за столиками, кушали что-то и разговаривали. А тем временем на сцене выступали звезды Большого театра. Выступление артистов было фоном, их выходы даже не объявляли. Но когда Михайлов начал петь, народ вдруг прекратил есть, разговаривать, все обернулись на сцену. А когда он начал тянуть высокие ноты, люди повскакивали со своих мест и принялись аплодировать.
- Что же тогда удивительного в деградации простой публики, если даже богачи, первые люди государства так относятся к культуре? Рыба гниет с головы.
Вячеслав: Это все ерунда на самом деле. Так принято во всем мире: известнейшие музыканты, певцы выступают в Лас-Вегасе перед столиками. Это элемент западной культуры, которая, кстати, у нас до революции была. Отечественные «звезды» тоже пели в кабаках. И это было нормально. Все зависит от культуры того, кто сидит в зале. Если человек действительно пришел послушать музыку, он не будет кричать в зале, бить ложками – такое я тоже встречал.
Алексей: То, что происходило в Ливане, не было поеданием в классическом виде: на столе стояли напитки, простые закуски. До революции в том же Мариинском (Кировском) театре в ложи подавали шампанское. Так было принято. В советский период государство уделяло театру очень большое внимание. Это было культурное воспитание масс. Сталин лично приходил на репетиции оперных спектаклей и даже присутствовал при постановках. Оперный певец в театре был номером один. Директор меньше получал, чем он. Прийти в театр в обычной одежде считалось неприличным, люди готовились к походу в театр, для зрителей это был целый ритуал. В чем, я считаю, заслуга Советской власти, - спектакли драматических театров или театров оперы и балета были доступны для населения.
Вячеслав: А сейчас стоимость билета в тот же Большой театр составляет до 20 тысяч рублей. В среднем получается по 5-7 тысяч рублей.
- В то же время качество спектаклей очень низкое. Удивительно, что люди вообще еще посещают театры.
Алексей: Эта общая проблема, того же Милана, «Ла Скала». Оперное искусство превращается в имиджево-маркетинговый инструмент. В этих товаро-денежных отношениях для творчества остается мало места. Итальянская публика уже стала закидывать сцену помидорами, как это было раньше. Дирекция театра в итоге была вынуждена задуматься о репертуаре.
У меня знакомая певица меццо-сопрано Екатерина Губанова. Она сейчас живет в Париже, работает с лучшими дирижерами мира, в частности, с Риккардо Мути (он 19 работал дирижером «Ла Скала»). У Кати роскошный голос, она настоящий музыкант. Когда пришла устраиваться в Московский академический музыкальный театр К.Станиславского, то ей сказали: «Девушка, вы такая некрасивая». Она - оперная певица. Конечно, не фотомодель, но на мой вкус настоящая женщина, очень приятная. Она москвичка, хотела работать в России, но оказалась здесь никому не нужна. Ее не приняли только потому, что она не понравилась какой-то статс-даме в театре. Через два года эта девочка становится мировой звездой. Недавно она в «Метрополитен-Опера» (США) спела, поет в Париже («Гранд-опера»), в «Ковент-Гарден» (Англия), с Валерием Гергиевым (дирижер) очень много работает.
- Вячеслав, вы как продюсер, видите в России реальные возможности для наилучшего применения способностей Алексея?
Вячеслав: Алексей мог бы работать в любом театре мира, но ему самому интереснее петь с выдающимися исполнителями, поэтому в первую очередь я должен смотреть, насколько певцы, с которыми он работает, соответствуют его уровню исполнения, насколько в конечном итоге эта продукция будет интересна зрителю. В России на сегодня, действительно, хороших голосов не осталось, взять даже Большой театр. Хочется петь в России, но не с кем. Поэтому все взгляды на ту же Англию, на Париж.