Большая нужда
(Продолжение). Нынешний год объявили годом чтения, в конце ноября работники образования вызывали на сцену ребят, награждали за чтение ценными подарками. Я сидел и безнадёжно ждал, что в зале найдётся хоть один ребёнок, который откажется от подарка. Откажется потому, что читать естественная потребность. За естество награждать пошло.
Однажды ученики спросили у старого еврейского мудреца:
- Какой самый важный вопрос на свете?
- Как какаешь? – ответил мудрец.
- Вы смеётесь над нами?
- Нет. Раз хорошо какает, значит аппетит есть, а раз аппетит, значит здоровье рядом и пищи полно. Если пища есть, значит денег вдоволь. А деньги за работу достойную дают. Вот так, молодые люди. После такого вопроса появляется возможность помолчать и порадоваться за человека.
Читатель, ты меня прости, что всё об одном, о ней, родимой. Но ей-богу не знаю, чем задница хуже головы. Глядя на наш народ, я давно перестал отличать их друг от друга, а на портретах тем более. Больно? Да, больно!
Летом разразилась холера. Нам в подробностях описали, с какой стороны её ожидать. Рядом с моей койкой стояла кровать делегата комсомольского съезда. Он каждый вечер перед отбоем вручал мне на хранение конспекты ленинских работ и отправлялся в санчасть умирать.
- Жаль, жизнь только начиналась, и на высокой ноте, заметь.
Утром его выпинывали, он без благодарности забирал конспекты, вчитывался. А я ждал вечера… Усердие было вознаграждено – приняли в институт, правда, в гуманитарном образовании из-за характеристики отказали. В математики брали с любым изъяном. Преподаватели общественных дисциплин в моих конспектах определили женский почерк. Успокоил шепотом – голубой. Они меня от Горшкова до Голубева подняли. Красный диплом зажилили, выдали голубого цвета, я не в обиде. Мужья не ревнуют, и на том спасибо, кормильцы.
Направили в школу, а там отродясь учительского туалета не было. С голым задом, с портретом Брежнева в руках перед учащимися высидеть не мог. Благо рядом со школой райком партии соседствовал, туда и бегал по большой нужде, с портретами в райкомах полный порядок. В будни шло, как по маслу. По субботам стали ко мне приглядываться. Вахтёрша, старая партаппаратчица, разоблачала со всеми потрохами.
- Смотрите, люди добрые, этот к нам не по партийным делам ходит, а по нужде.
Выгнали с позором, директору телегу накатали о субботнем хобби. Та на ковёр:
- Ты чего в райкоме партии забыл, Горшков?
- Извините, я туда за политикой хожу.
- И каким местом?\
- Тем.
- Бегай за школу, там тоже газет полно, на них и ходи.
Надо сказать, после её совета я политически вырос. Портрет Брежнева и других членов из моего кабинета изъяли. Свято место пусто не бывает, определил туда фотографию директрисы. Без высоких лиц нижняя часть функционировать не могла, а клизма в карман не влезала. Жизнь потихоньку налаживалась. Меня собирались куда-то выдвинуть, но явился законный супруг директрисы в погонах:
- Ты гад, зад свой перед моей обнажать прекрати.
- А как вы к завучам относитесь, не озвучите?
- Молчи, большевик долбаный.
- За что вы так хорошо обозвали?
- За большую нужду, засранец.
***
В прошлом веке сидельцев на горшках натаскивали на доносительство, в нынешний принуждают жаловаться. Вот они и марают вокруг себя всех подряд. Никому в голову не приходит, как жалок становится мир. Если бы вместо портретов зеркала кругом повесить. Портреты портят обладателей горшков изнуряющим постоянством, зеркала разнообразием разрядят воздух, их можно возвеличить до разряда воздухоочистителей.
Во время партийных демонстраций школа тонула под напором остро нуждающихся граждан. Понять их нужно и можно. Явившихся по головам считали, до задниц мысль партийная не опускалась. Но голова без задницы – урод, глаза из орбит лезут.
Помню, однажды не сдержался, выпросил у физруков рупор, высунулся в окошко и заорал:
- А ну-ка все, все разом встали! Раз, два. Натянули трусы и дружно ша-а-гом марш!
Команду выполнили, граждане у нас законопослушные. Хотел колонну к райкому направить, да решил, что для партии перебор будет.
За каждой школой закреплена территория. Наша отвечала за обкомовскую дорогу. Как только у партийных работников возникала нужда, детей снимали с уроков и под руководством педагогов направляли собирать бумагу на обочинах.
Помню, на педсовете разбирали непотребное поведение училки. Она в четверг на субботник не явилась.
- В чём причина вашего отсутствия на политическом мероприятии?
- По-простому понос у меня случился. Да не отодвигайтесь, прошёл он, на данный момент стул твёрдый.
- Садитесь, учитель обязан контролировать внутренние органы, поддаваться признакам не по-партийному. Всем всё ясно, все согласны?Да или нет, педагоги? Учительство выдохнуло:
- Ладно.
Выбор в жизни есть всегда. Можно задницей одноглазно взирать на очередной портрет, а можно и с портрета со знанием дела рассуждать о достойной жизни задниц. У меня ещё всё впереди: и Горбачёв, и Ельцин, и…
Елки-палки, ель горбатая, пол-Европы коту под хвост, и Азии не узнать. Нет нашей Азии. Промазали. Сижу на клизме, уставившись в горизонт. Нет лица у России, горшки конверсия в рупора переплавила. Вещают, плакаты вешают, да так высоко, что этим местом не дотянуться.
Запад повернулся спиной и ухмыляется полуельциным, полу горбачевым. Вот такая задница.
***
Выбрать, как выбить. Не выбирать. Оставаться человеком. Тебя Господь им назначил. Эй, вы с портретов, а чего вы в церквях да офисах церемонии выборов себя в люди не проводите? Бога боитесь. Так он в детях. Не пачкайте детей своими технологиями. Сегодня с горшка поднялся, дотянулся до томика Блока.
«Мама, даже если весь мир освинеет, я не буду свиньёй».
***
Мы не знали, лица с предыдущих портретов – цветочки, ягодки ждали под конец двадцатого века. Лучше бы эту отраву волки в сказках поели. А каково в могилах царям русским лежать? Сузили сволочи землю русскую до азиатского прищура.
Крым – последний русский крик… А дальше?.. Крах и кровь, и крохи Родины в конверте. Крым – перо России. Миг, и мы за этот крест, за крах, за кровь, за крик…
Ответим!
Моя мать, спасибо, Господи, дожила до наших дней. Но понять, что произошло, не может. Ноги не ходят, глаза отказываются видеть. Но каждый вечер она выбирается во двор с горшком в трясущихся руках и ковыляет к тому, что стало Россией.
Соседи вслед кричат:
- Не ходи, покалечат.
Но маму не остановить, она упрямо идёт к сосущим пиво, лакающим настойки аптек:
- Ребята, пожалуйста, не писайте в песочницах, там по утрам детки малые этот песок и в руки, и в рот берут, разума у них ещё нет.
- А куда нам ссать, бабка?
- А вы в горшочек мой по очереди ходите, не бойтесь, я его вымыла.
Гогочут мужики, и парни смеются, но мать не обижают, им забота приятна. Там, на дне горшка, вся наша история в лицах.
***
С Борисом были заодно. Родину сообща пропивали. Он от власти лыко не вязал, мы со стыда. Страна советов нас родила и кормила, пусть худо-бедно, но грудью. Мать она нам. На наших глазах ей руки, ноги поотрывали. Быдло мы, оттого и фамилия наша Горшковы. Боря сладко попил – и в ящик, а мы говном закусили. Вот так век и скоротали.
Нет желающих в глаза нам посмотреть? Нет, я спрашиваю? Есть? А мы их промозолили, на портреты глядючи. Чувствуешь, дыра во лбу? Пули не ищи – и её пропили.
***
После этих выборов, в которых училок и детишек малых, как скот, запрягали, другу закадычному позвонил.
- Давай выпьем, за жизнь поговорим.
- А я жизнь выбрал, как все.
- Эту?
- Да.
- А зачем она тебе такая?
- Не знаю. А ты куда?
- Туда.
- И там делать что?
- Думать, там не мешают.
Поступок прост, как перст, – встать с горшка. В жизни часто приходится спрашивать:
- Ты почему такой маленький?
И слышать ответ:
- Не маленький, я какаю.
А портреты уже не нужны, какать генетическое занятие. В прямой кишке обратного хода нет.
Вместо портретов всюду списки партий. Для гражданских животов потрясение труднопереносимое. Мусоропроводы перегружены. Короче, грустно на горшках, грустно.
- Сестра, утку.
- Зима, братец Иванушка, утки на юг улетели.
Партии – это опт, опыта ходить на них нет, да и жалко на буквы русского алфавита гадить. Может, в металлолом сдаться? Глядишь, пушкой стану и покажу им, где раки зимуют?
От коллег своих отличаюсь, они служат проводниками, я фильтром работаю. У проводников срок службы определяет система. У фильтра – собственный ресурс. Мой заканчивается.